Алексей Рубан - Три дня и три ночи

Пожалуй, по дороге можно будет ненадолго завернуть в какой-нибудь кабак, где я пропущу пару кружек пива – не больше, ведь в последнем просто не возникнет необходимости. Не знаю, чем закончится наше общение, да дело здесь и не в этом, важно лишь то, что я наконец-то смогу отпустить свои чувства на волю и полной грудью вдохнуть воздух свободы, свободы от самого себя.

До телефона остается уже совсем немного, когда на пути моем возникает непредвиденная преграда в виде компании примерно из десятка человек. Предводительствует ею некто Сьюприм, с которым мы когда-то несколько раз пересекались в одной полуподвальной забегаловке, служившей пристанищем для различной псевдо творческой молодежи. Остальные члены сборища мне в большинстве своем также знакомы, хоть и не настолько хорошо, чтобы пить с ними на брудершафт. Тем не менее сегодня Сьюприм по случаю своего дня рождения настроен весьма радикально, и уже через десять секунд после приветствия я слышу приглашение пройти в близлежащий бар, чтобы всем вместе слиться в экстазе празднования знаменательного события.

Пытаюсь на ходу придумать некие правдоподобные обстоятельства, требующие моего присутствия в совершенно ином месте, но в результате это приводит лишь к усилению напора со стороны уже изрядно подогретых сьюпримовцев. Звучат заманчивые обещания масштабной пьянки и бесплатного коньяка. Последнее изрядно колеблет мою решимость, да и к тому же плещущееся в желудке пиво после непродолжительного тайм-аута снова начинает активно требовать добавки. В конце концов я прихожу к компромиссному варианту. В моем нынешнем состоянии назначать свидание Лайт было бы не совсем разумным, да и необходимость звонить Пьюрити и отменять еще несколько дней назад оговоренную встречу тоже не вызывает у меня энтузиазма. Совершенно очевидно, что лучшим выходом из данной ситуации будет встать завтрашним утром после долгого и крепкого сна, привести себя в порядок, а уже потом браться за воплощение в жизнь новоиспеченной концепции. Пока же можно смело присоединяться к любителям изысканных алкогольных напитков, благо времени впереди у меня предостаточно…

Отправляемся в бар. Поначалу я несколько неуютно чувствую себя среди развалившихся на высоких стульях друзей именинника, так как уровень концентрации спиртного в их крови чуть ли не на порядок выше, чем мой. К тому же Сьюприм, при всей своей неглупости, всегда казался мне человеком с гнильцой, которая особенно подчеркивается постоянно бегающими туда-сюда маленькими глазками под узким лбом с налипшей на него прядью чем-то смазанных волос. Да и его манера бесконечно восхвалять свои великие свершения в различных областях науки и творчества (весьма вероятно, по большей части мнимые) вызывает у меня если не откровенное раздражение, то уж, во всяком случае, иронию. Но вот появляется долгожданный коньяк и баланс между мною и остальными собравшимися начинает быстро приходить в норму. Уже после четвертой рюмки я нахожу с ближайшими соседями по столу общие темы для разговора, несмотря на то, что ничего интеллектуальнее Рамштайна они за свою жизнь явно не слушали, ну а какой-нибудь час спустя у нас с Сьюпримом затевается совершенно умопомрачительная беседа на тему сослагательного наклонения в мировой истории. В конечном итоге мы оба приходим к выводу, что опереди СССР Америку в середине сорок пятого с появлением ядерного оружия, мир сейчас был бы полностью коммунистическим. На Ямайке открылся бы второй Артек, отличающийся от прототипа разве что некоторым растаманским уклоном, ну а фильм

“Звездные войны” повествовал бы об ожесточенной борьбе землян с мерзкими капиталистами-инопланетянами, предводительствуемыми олигархом Дартом Вейдером. По окончании нашего диалога, за время которого мы, к слову, успели употребить еще грамм с двести, благодарные слушатели препровождают меня к автобусной остановке, причем по ходу дела я своим непревзойденным баритоном исполняю несколько знаменитых народных песен, повергая в экстаз всех попадающихся навстречу прохожих. Уже погруженный внутрь автобуса, я на несколько минут отключаюсь, а придя в себя и продрав глаза, обнаруживаю, что за окном начинают зажигаться фонари, означающие, что предсмертная агония еще одного дня подходит к концу. Я вдруг вспоминаю о своих недавних посиделках в парке и поднимаю взгляд выше, но, как ни стараюсь, не могу ничего разглядеть на небе, всего за несколько часов ставшем низким и мутным. На мгновение я представляю себе Лайт, которая танцует неведомый мне танец, скользя над грядами облаков, затем этот образ меркнет. Прикрываю глаза, упираюсь коленями в спинку кресла напротив и пытаюсь мысленно сосредоточиться на предстоящей ночи, что должен провести с женщиной, которую не люблю…