Игорь Савельев - Вельская пастораль Рассказы

До конечной станции часа два всего, но, может, для старичков и это тяжело, особенно когда садисты-огородники штурмуют. Впрочем, этим утром буднего дня народу было мало, и поезд весело катил, и восходящее солнце еще не жгло в слепенькие стекла.

Наша прогрессивная компания (три молодых человека и две девушки), едва появившись в вагоне, одним видом своим эпатировала, что было несложно, здешнюю преклонно-огородную публику. Так, например, друг

Вовчика (Анна никак не могла запомнить имя этого типа) умудрялся читать журнал “Птюч” в глухих солнцезащитных очках.

– Сынок, а тебе не темно? – вклинился живенький дед, как это принято, “с лукавинкой”.

Ни один мускул не дрогнул на лице героя.

– Он у нас слепоглухонемой, – ответил Вовчик с такой клинической серьезностью, что дед пересел.

Эдик слушал цифровой плеер, туманно глядя куда-то в проносящиеся кусты со скелетинами-мачтами, а Анна сидела рядом, ничем не выдавая

“чуйств”, обеспокоенная только, что духи сестры не совсем выветрились из понтовой толстовки. Впрочем, пару раз она своего героя потревожила.

В первый – задумчивым рассуждением якобы в никуда:

– Ну найдем мы, допустим, кости. И что мы с ними делать будем?

Эдик озадачился и даже наушники снял.

– А куда журналисты НТВ девали? – только и нашелся он.

– Может быть – сдали властям? – Вовчик, шутливо-патетически.

Эдуард надел наушники, подумал и опять снял:

– А если будет целый череп, я его дома залью оловом и поставлю на стол. Концептуально же.

Как это и бывает с женщинами, Анна, с одной стороны, ужаснулась, а где-то в глубине теплою волной восторга: ах, какой он…

Во второй раз она всполошилась, когда контролерша, толстая, тяжеленным никелем обвешанная, сделала Вовке замечание: нельзя в вагоне пиво пить. Тот потягивал из модной бутылки, чей силуэт заполнил в тот год все рекламные щиты города.

Вовчик встал не торопясь. Отдал “слепоглухонемому” бутылку. Взял толстуху под локоток и отвел ее в тамбур.

– Эдик, Эдик! А что происходит, а?

– Да нормально все, даст ей сотню, и разойдутся. Зато допьет спокойненько. Он в транспорте всегда так…

На третий раз (послушать музыку толком не дали) Эдик сам выключил плеер:

– Так, подъезжаем к Улу-Теляку. Кажется. Вы смотрите налево, а вы направо. Ищите место крушения!

Там, наверное, памятник? Или как оно выглядит, через десять лет?

Анна не знала, но послушно таращилась в пыльную зелень, в ноту провода за окном, то провисающего, то взлетающего вновь.

В Улу-Теляке электричку отправили на самый дальний, читай, второй путь почему-то, и приходилось прыгать с высоких порогов, больно чувствуя щебень подошвами.

Едва поезд отошел, набирая “э-э-эр” (не потому ли так назвали электровоз), нашим героям открылась панорама Улу-Теляка во всей его красе. Психологом Анна себя не считала, но тут прямо кожей своей ощутила, как кто-то из ребят сейчас издевательски протянет: “Вот моя деревня…”, и точно – этот, друг Володьки, “слепоглухонемой”. Какой писклявый голос, вот поди же ты.

Куда-то вдаль ныряла дорога, по которой, вздымая пыль, грохоча бидонами и всеми своими составляющими, ныряла же пятитонка времен завода имени Сталина. Еле шли колченогие бабки. Вот машина их подобрала. Косые заборы, крыши, крыши, куда ни кинь. “Прадам козу.

Улица Горная, 100”.

– “Продам” через “а” написано… – заржал Вовчик.

– Надо взять еще провизии, – постановил Эдик.

Магазин (тут же, на платформе) поразил полупустыми стеллажами, кокетливыми пирамидками консервов (одной марки) и желтоватым кубом на почетном месте – с ценником “Жир говяжий”.

– “Amsterdam” есть у вас? – спросил Эдик на всякий случай. – Это пиво.

– Мальчики, из пив только “Шихан”.

“Мальчики” оторвались по полной, возмущенно-потрясенно переглядываясь и наигранно так, что глаза чуть не повыскакивали из орбит.

После минутного немого спектакля “Ну и дыра” (исполняется не впервые) ребята пожалели тетушку, чего-то взяли, а когда вернулись на платформу, Вовчик задал сакраментальное:

– Ну и куда нам идти?

Действительно, где знаменитый лес и место катастрофы, знать никто не знал. Понятно, что под Улу-Теляком, и ясно даже, что куда-то по путям (благо направления всего два). Но как далеко? И хотя бы в какую сторону?

“У нас все окна повыбявало”, – вспомнил Эдик слова старушки из телевизора, жительницы поселка, и это обнадежило: значит, хоть рядом где-то.

– Щас все узнаем, – заверил Эдик.