Роман Солнцев - Год провокаций

Почему он подумал так осторожно (“большей частью”), потому что, выходя во двор на прогулку, попытался так же же мягко и доброжелательно поговорить с другим охранником, но наткнулся на звериное рычание:

– Интеллигенты сраные!.. Шагай, пока не получил по кумполу.

Но, право же, это был единственный случай грубости. Может быть, на смягчение нравов в тюрьме (особенно в том, что касается камеры № 81) повлиял памятный дружественный визит Хозяина в день, когда у него родился внук Миша. И Хозяин, судя по всему, продолжал пребывать в благодушном настроении. А добро, истинно говорят, порождает добро…

*

Никиту освободили из СИЗО 27 июля, в девять часов утра. Он пробыл в заключении после второго суда более двух месяцев. Верховный суд

Российской Федерации удовлетворил кассационную жалобу адвоката, отменив приговор областного суда в связи с ничтожностью проступков незаконно осужденного гражданина.

Ему вернули паспорт с вложенной в боковой карман обложки сотенной бумажкой (надо же, не позарились), а также кожаное, посеченное ветром и пылью пальто и меховую кепку. Посмотрев на прощание на

Никиту из узкой своей комнаты, заваленной тюками, сотрудница тюрьмы, кастелянша, нашла ветхий, но еще целый рюкзак, и освобожденный уложил в него свои книги, которые также разрешили вынести с территории. Ноут-бук, купленный друзьями, остался собственностью тюрьмы. Что ж, надо помогать службе ГУИН, она бедная, и все же старается облегчить жизнь своим арестантам чем и как может.

– Благодарю вас, добрые люди! – сказал, уходя, вполне искренне

Никита охране.

Те осклабились с пониманием: никогда ведь не знаешь, кто где завтра может оказаться. Может быть, и они за свои грехи еще получат возмездие… да все равно приятно услышать сердечное слово.

Никита брел по городу, шатаясь, как пьяный, от избытка свежего, сладкого воздуха. Из сквериков пахло спекшейся банной листвой берез, день начинался жаркий.

Мимо Никиты, цокая тяжелыми квадратными каблуками (мода!), торопились на учебу или работу девушки и, стукая копытами, шли лошади с девушками же в седлах (тоже мода!), медленно двигались, попав в пробку, запыленные машины, большей частью иномарки, с черными стеклами.

Дети во дворах, визжа, запускали разноцветные воздушные шары, нарядно одетые девочки в коротких юбках, посмеиваясь и кокетничая перед мальчиками, ели мороженое. Интересно бы знать, где сейчас бывшая жена? Вернулась к майору? Или мается без пристанища? У нее, кажется, сестра живет в пригороде, возле аэропорта, в собственном доме. Не пропадет бывшая жена.

Конечно, лучше бы не пропала…

А вот катится прямо на Никиту синяя машина, он знает эти машины – у них дверь с решеткой позади… Не передумали же они, не за ним же послали? Никита рывком отскочил в сторону, тяжелый рюкзак с книгами едва не повалил его на огороженные железным заборчиком цветы. Но милиция медленно проехала мимо…

Душно-то как! А почему он не снял свое горячее от солнца кожаное пальто? Словно до сих пор не очнулся от тюрьмы.

Поставил на землю рюкзак, освободился от пальто и, вновь надев книжный груз с лямками, перекинул тяжелую одежду через левую руку, а в правую взял мохнатую кепку. “Ну и видик у меня! Только вот вопрос: а куда идти? В академгородок, к Хоботовым? Они на работе, а дочка, судя по их письмам, собиралась в деревню к бабушке…”

Сел перевести дыхание на скамейку возле какой-то фирмы, выходящей окнами на проспект, на медной доске – по-русски и по-английски длинное название… мельком попытался прочесть… что-то вроде

“Сибсбыттехремхолдинг…” Куда же мне пойти работать? Впрочем, успеется. Хорошие компьютерщики везде нужны. А Никита – программист высококлассный, ему это не раз и директор ВЦ Катаев говорил…

Знойный счастливый день обессилил Никиту. Не хотелось двигаться никуда. Дядя Леха Деев, бывало, выпив рюмочку вечером, пел песенки времен своего заточения. И Никита, никогда их не любивший, сегодня почувствовал, как же они пронзительны, страшны и прекрасны в своей правде.

Никита закрыл глаза и сам вдруг замычал:

Постой, паровоз, не стучите, колеса…

Кондуктор, нажми на тормоза…

Я к маменьке рудной с последним поклоном

Решился показаться на глаза…

Наверное, от мамы письмо лежит на Главпочтамте, до востребования -

Никита уверил ее в письмах своих, что вот-вот выйдет на свободу и писать лучше туда.

Какие белые, ослепительные облака! А за ними синее небо, а за синевой, рожденной игрой солнечного света, если подняться всего лишь на сотню километров, – черный-черный космос. Не с кем поговорить.