Роман Солнцев - Год провокаций

Вскочил, горю от стыда, прячу глаза, расплатился с буфетчиком за себя и за нее и – как бы в туалет надо… мимо здания вокзала – к своему вагону… И уехал. Раз сто мне она потом снилась. Почему, думаю, не остался! Ну не застрелили бы меня! Все-таки другие были времена, киллеров не было… а посадить за что? Или нашли бы, как голову свернуть? А я ей понравился, я сразу понял. Я ж тогда был жеребец. – и, помолчав, добавил: – А может, он ее нарочно отправлял на охоту… чтобы потом обвинить очередного хахаля в каком-нибудь шпионаже или еще в чем? И она бы подтвердила. Или я чересчур?

– Кто знает, – отозвался бывший имиджмейкер в очках с толстыми линзами. – А может, она сама, чтобы выслужиться перед ним, искала жертву. Мол, вот, ругал советскую власть. А он рад поверить, служба такая.

Сосед, которого арестовали за продажу наркотиков, вдруг воскликнул:

– Но как Сталин мог поверить провокации Гитлера? Когда перед войной ему “липу” положили на стол, мол, все его маршалы – агенты абвера! В итоге усатый обезглавил армию.

– А сейчас?! – простонал имиджмейкер. – Один кандидат сам себе гранату подкинул и взорвал… чтобы народ пожалел и за него проголосовал. И ведь поверили! Хотя уж который раз этот приемчик!

“Везде провокации… – Никите вспомнился дядя Леха, его слова. – Весь мир движется вперед только через провокации”.

Он не заметил, как вслух произнес эти слова. И они мгновенно нашли отклик среди арестованных.

– Вот надо рассорить красивую семью – письмо ему и письмо ей. Мол, то-то и то-то.

– А у нас был честный судья, трех начальников посадил. Как его сняли? Очень просто. Открыли счет в банке на его имя. И в газетах написали. А он щепетильный… сам подал заявление… мол, покуда разбираются, не имею права судить… разбирались долго, а вернуться обратно уже не дали…

– Провокации – это оружие. Вон президент… назначил жулика из губернаторов в начальники по черной икре – чтобы тот себя окончательно скомпрометировал… потом можно будет его убрать в ящик.

– Поганое время!.. – заключил толстяк. – Раньше было лучше. Выбора особого не было, но и жить можно было. А так – зря пытать судьбу…

“А вот знаменитый путешественник Конюхов решил до девяноста лет плавать в одиночестве по бурным океанам – чего он хочет и от кого хочет? Чтобы что-то понять? Или чтобы сам Бог ответил ему на какой-то вопрос, учитывая всю его беспримерную храбрость и терпение?

Кто знает. Не ответит ли ему только тогда, когда тот будет совсем погибать? Как, может быть, ответил он Бруно, когда того сжигали на костре, или Андре Шенье, смелому поэту, когда тому рубили голову на плахе гильотиной? Но мы-то об этом не можем узнать. Выходит, имеем дело с высокомерием Бога? „Живым не скажу. Скажу на пороге. А покуда торкайтесь, вперед””.

Вдруг вспомнились слова дяди Лехи Деева:

– Пушкин спровоцировал себя “повестями Белкина”. Там всё до конца.

Так и случилось.

Что хотел сказать Деев? Что не надо все-таки кликать судьбу?

– Вы знаете, господа, – сказал негромко Никита. – У меня друг был, он рассказал: в какой-то стране некий миллиардер оставил завещание: все мои деньги Иисусу Христу, ну, когда тот снова сойдет на землю. А деньги в известном банке в Швейцарии. И вот к банкиру в Швейцарии приходит человек, в руках пергамент, доверенность на старом еврейском языке – от имени Христа. Мол, мне самому сейчас некогда, а деньги прошу выдать такому-то такому. Номер паспорта и прочее.

После того как все отсмеялись, бывший политик спросил:

– А это к чему вы рассказали?

– Не знаю, – ответил Никита. – Может быть, к тому, что на свете дураков хватает… но наглых все же мало… Это почти гениальность – наглость.

“Как он мог, этот майор, со своей внешностью увести мою красавицу???

А почему ты думаешь, что красивее его? Ты моложе, но ты вечно волновался в постели… а он, наверное, со своим пистолетом… военная выучка… Правда, ты зарабатывал ей деньги. Думал, чем больше, тем больше будет любить. Ты просто глуп. Банален, как червонец. Ей надо было, наверно, в уши стихи читать… Помнишь, дядя Леха вспоминал, какие он Зинке декламировал? И про чудное мгновенье, и Маяковского про цепь любовной каторги… конечно, неловко так вот, прямым текстом, но, наверно, им надо говорить именно таким текстом? А майор – он, видно, и напел: ты – моя звезда, ты – моя ромашка… или, как поет по телевизору идиот Киркоров: ты – мой тазик, я – твой веник…”

Слова имеют огромную силу.