Александр Титов - Никиша

– Повезло дурачку, что родился после войны. Немцы боялись умалишенных, стреляли в них моментально… Ты, Никихвор, по военным понятиям тоже сумасходный – кто же от судьбы в яму хоронится?..

– Меня бы немцы не стрельнули – они умная нация, у них хвилосохвия есть – я в книжке вычитал. Когда у погребе сидел, Грепа партейных учебников из бывшего сельсовета мине целую кучу принесла. Тама про

Гегеля написано… Один такейный Гегель, в каске, с перекосоебленным от жара и пепла лицом, поднял крышку погреба, замахнулся большой гранатой, штобы бросить… Я вскочил с лавки, рванул на груди сопревшую рубаху: “Бей, гад!..” Немец отшатнулся от моего бородатого лица, понял, что убивать меня нету смысла – от смерти моей война не остановится… Ну разве не “хвилосаф”? Да и кто был тот солдат? Небось такой же бедолага, слесарь или плотник, которому некуда было от войны схорониться.

Сапрон многозначительно поднял указательный палец:

– Никакие битвы, партии, демократии не исправят повреждение ума в человеках. У немцев была дюже большая идея, и негде было ее развернуть, акромя как в России.

– Брешешь ты, Сапроха! – взвизгнул дезертир, поправляя за спиной игрушечное ружье. – Мысля твоя поперек жизни идеть.

– Никися глюпый, дулясок!.. – Джон гыгыкает, показывает на дезертира грязным лоснящимся пальцем, который он часто сует в рот.

Оборачивается круглым сальным лицом к пастуху: – Саплёнь, расьскязи иссё пля Зою. Дзён будить пилякать…

Никиша, приставив к уху ладонь, снова слушает рассказ про казненную девушку. Джон хочет зарыдать как нормальный человек, но не получается, и он пищит, выпятив толстые слюнявые губы.

Дезертир тоже всхлипывает. За шинельной согбенной спиной болтается на разлохмаченной веревке ружье.

…Митя услыхал взрыв, испугался – опять, наверное, тракторист на мину напоролся?.. До сих пор снаряды выворачивают плугами.

Подросток шагает вдоль опушки леса, в ладони духовитые ореховые хлысты, срезанные для удочек.

С холма видны три фигуры, бредущие вслед за стадом коров по дну балки. Желтое облако в форме гриба плывет к реке, журчащей на свалах. Речная прохлада перебивается вонью взрыва. Теперь понятно – опять дурачок гранату нашел!..

Джон чувствует, что Митя думает о нем, поворачивается всем своим колодообразным телом. Вспыхивает улыбка желтых зубов:

– Митя халёсий, давал Дзёну каньфетьку!..

Стадо скрывается в низине, мелькает выгоревшая на солнце кепка

Сапрона, щелкает кнут, доносится его зычный голос:

– А ну пошли, мать вашу!..