Евгений Шкловский - Рассказы

Все чин-чинарем: бутылка "Зубровки", стаканы, банка килек в томате.

Выпили понемногу и стали резать колбасу на небольшие кубики, а в них по две, по три таблетки вдавливать, поглубже, чтобы не выскользнули.

И вроде никто даже про плохое не думал – эксперимент и эксперимент.

Если честно, то и верить-то не очень верилось, что на собак это подействует. Может, ночь-день и поспят, а чтобы совсем – вряд ли.

Кабы дозу побольше, так тоже нельзя – таблеток не хватит.

Возились сосредоточенно, в полном молчании, пальцы от колбасы жирные, с серым налетом от таблеток, которые, пока их держишь, плавятся, распадаются. Неприятно. Со стороны взглянуть – странное такое производство: колбаса красно-розовая, пальцы в серых крошках, лоснятся от жира. От колбасы, от таблеток, от чего другого, но все ощутили.

Тягостный такой, сладковатый душок.

Первым Василий не выдержал. На руки посмотрел свои, на лоснящиеся от жира пальцы и говорит:

– Все равно это зло.

Никто ему не ответил. Да и что отвечать? Ну зло…

И только чуть позже, когда уже закурили, мудрый Гнедов сказал:

– А что не зло? Деньги разве не зло, столько всего от них? А мы между тем горбимся, калымим, потому что без них не проживешь. Или вся цивилизация, технический прогресс? Разве не нарушают они природный порядок? Во что ни ткни, во всем можно найти зло. А сама жизнь, раз в ней есть смерть, не зло?

– У меня пальцы дрожат, – сказал Василий.

– Ты молодой еще, Вася, и шибко нервный, – сказал Гнедов, – нехорошо это, нельзя быть слабаком в этой жизни, затрут тебя. Никто тут не радуется этому делу, но раз надо, значит, надо. Они ведь могут черт знает что натворить.

– Они сами уйдут, – сказал Василий.

– Не уйдут, – непреклонно возразил Гнедов.

– Уйдут.

Гнедов пожал плечами:

– Брось, Вася, сам знаешь, что не уйдут.

Митяй снова налил.

– Вась, ты выпей, – запел он свою песню. – Правильно Гнедов говорит, уж больно ты малохольный, вроде как не мужик. Ушлепок. Проще надо быть, проще. – Он залпом опорожнил свой стакан, поморщился, закусил килькой.

Выпил и Гнедов.

Василий повисел над стаканом, посмотрел в него мрачно, потом взял и также, как Митяй, махнул разом, одним большим глотком, даже не кашлянул.

Приготовленное решили разбросать по периметру дома.

– Ну что, пойду, что ли? – Митяй подвинул к себе миску с ошметками колбасы.

– Давай я, – Василий неожиданно встал и почти выхватил у него миску.

– Я сделаю, – решительно повторил он уже с посудиной в руках.

– Парни, ничего с псами от этого лакомства не будет, зря переживаете. Выспятся чуток да народу оклематься дадут, ночью брехать не будут, – расслабленно сказал уже сильно закосевший

Гнедов. – В крайнем случае пронесет их как следует. Совсем мы уже край перешли, крыша едет.

Они с Митяем разлили оставшееся.

– Ну что, выпьешь еще, для храбрости? – держа бутылку, Митяй с усмешкой посмотрел на Василия.

– Да ладно, допивайте, мне хватит, – Василий повернулся и вышел во двор.

– Может, и мне с ним? – Митяй чиркнул зажигалкой, затянулся глубоко, сладко.

– Да ладно, чего уж. – Гнедов махнул рукой.

Совсем стемнело, только месяц льдисто серебрился меж дымчатых облаков. Октябрьский вечер – по-настоящему осенний, ночью могли быть и заморозки. Скоро плотно ляжет снег, и они уедут на некоторое время к себе в Вятку. Раньше мать капусту квасила, классная у нее капуста получалась – не сильно кислая и не сладкая, а какая нужно. Василий всегда объедался ею. И огурцы соленые – пальчики оближешь. Там тоже дел невпроворот: домишко подлатать – крыльцо подгнило, крыша над чуланом протекает, да и проводку нужно проверить. Материалов подкупить, расход приличный. Он, впрочем, денег подсобрал, может, кто из ребят подсобит по ремонту, чтобы побыстрей, до новой командировки закончить. Впрочем, у всех дел на это время накапливалось, все-таки подолгу отсутствовали.

Опавшими листьями пахло, свежей древесиной от строящегося дома.

Любимый Васин запах. Хороший дом будет. Когда-нибудь и он поставит себе такой же, ну, может, поменьше, сам все сделает, от фундамента до венца. И тут же странно промелькнуло: а зачем ему? То есть даже не зачем, а…

Какая-то неясная мысль болталась в голове, ни к чему не крепленная, как оторвавшаяся доска. Не раз ему снился сон, что он кого-то тайно закапывает, непонятно кого, а потом боится, чтобы не уличили, таится, маскируется. Просыпаясь, испытывал великое облегчение: все-таки сон, точно сон, хотя так явственно, будто на самом деле.