Глеб Шульпяков - Книга Синана

Бегство из города было стремительным и постыдным. Как будто это не он, а я оказался чужим в этом городе. Как будто это я, а не он лишний в спектакле.

Итак, я вернулся: так же внезапно, как и уехал. Но сразу после Стамбула жизнь моя пошла вкривь и вкось. Я уехал из города на неделю, а вернулся в другую страну. В эти дни случился путч и закрылась газета. Тогда же меня выдворили из комнаты на Гастелло: обеспокоенная хозяйка квартиры вернулась на родину.

В добавок ко всему мне отказали в аспирантуре.

Что было делать?

Возвращаться к родственникам не хотелось. Переехал к приятелю в Александровскую слободу, где имелся деревенский дом и двор, и баня за речкой. Мы ударились в долгосрочное пьянство, которое вяло текло на фоне древнего Кремля, особенно тоскливого осенними короткими деньками. Не помню, сколько времени продолжалось мое «слободское сидение», только однажды утром, когда в бочке впервые замерзла вода, раздался звонок. Звонил аппарат, до сей поры безмолвно стоявший на газовой колонке – и я с похмельным изумлением поднял трубку.

В трубке оказался наш бывший главный. Откашливаясь и кряхтя, он сказал, что меня искали, «но ты, старик, совсем пропал, нельзя же так, все концы в воду».

Я что-то промычал в ответ.

«Значит, ты ничего не знаешь…» – он чиркнул зажигалкой.

Их «сессна» вылетела ночью, а через час пропала связь. Долго не могли найти, потому что самолет упал на территории соседней страны. Потом следствие – тела переправили только через три недели. Масса формальностей, у нас ведь с ними сложные отношения. Вот они и тянули. Команда интернациональная, пока с каждым разберешься.

«А может и хорошо, что тебя не было» – долгий выдох дыма. «Ты прости меня, конечно, но я ведь все знал. И про Москву-реку, и про Стамбул. Она мне все рассказывала. А там родственники, муж этот. Я все понимаю, но ты вот что – ты не кисни. И вылезай из дыры, пока не пропал. Мы тут затеваем новый журнал и нам нужны люди. Займись хорошим делом. Тебе теперь самое время».

И я вылез, я не пропал.

С удивлением и каким-то разочарованием я обнаружил, что ее смерть не стоила мне особых переживаний. Очень скоро у меня появилось хорошее дело, за которое платили хорошие деньги. Снял новое жилище в центре, а через месяц привел женщину; стали регулярно встречаться; планов на будущее не строили.

Часто ездил в командировки.

Дела мои вообще как-то стремительно пошли в гору. Как будто после Стамбула в небесной канцелярии мне подписали командировочное удостоверение. И все вдруг стало происходить само собой.

Я редко вспоминал о ней. К чему? Слишком большой соблазн сослагательного наклонения. Но спустя несколько лет, описав круг, история вернулась. Тогда-то я и почувствовал боль. Она была слабой, но назойливой, и докучала как этикетка на майке, которая натирает шею.

Что, если стеклянная дверь в коридоре оказалась запертой? Или замешкайся я тогда на секунду? Жизнь, конечно же, пошла наперекосяк, но это была бы жизнь, а не обломки самолета.

Но я всегда был ловким, сноровистым парнем.

А потому все вышло так, как вышло.

«…стратегически важный, потому что стены города со стороны Золотого Рога более уязвимы – но каким образом турецкие корабли переправить в залив? Ведь устье по-прежнему на цепи и охраняется греческим флотом!

Тогда-то у султана и возник новый план.

Решено было перетащить корабли из Босфора в залив по суше в обход противника. Скорее всего план предложил кто-то из итальянских наемников султана. Он-то и посоветовал воспользоваться опытом венецианцев. Те в ломбардийскую компанию перетащили корабли на колесных платформах от реки По до озера Гарда.

Берег Босфора и ставку султана в Долине Ручьев соединяла узкая дорога. Ее проложили турецкие инженеры накануне осады. Если представить себе современный Стамбул, то эта дорога шла наверх от Топхане к площади Таксим, затем уходила по проспекту Иштикляль вниз, в сторону Британского консульства, за которым окончательно спускалась во впадину района Касымпаша.

По этому пути и решили перетаскивать корабли.

Из вырубленного на склонах леса выстроили платформы, уложили на дороге специальные рельсы. Сотни мулов потребовалось согнать на берег, чтобы запрячь повозки. Наконец 22 апреля все было готово к отправке. Турецкая артиллерия в ставке открыла беглый огонь по заливу, чтобы отвлечь внимание врага. Клубы порохового дыма, повисшие над Пера, застилали вид на Босфор.