Умберто Эко - Таинственное пламя царицы Лоаны

— Давай-ка поменьше философствовать, — пробормотала Паола.

— Давай-ка побольше философствовать. Где у меня стоит «Исповедь» Августина? [92] Где у меня стоит Исповедь Августина? — «Постепенно поднимаясь к тому, кто создал меня, прихожу к равнинам и обширным дворцам памяти, где находятся сокровищницы, куда свезены бесчисленные образы всего, что было воспринято… и наконец, то, что мне нужно, проясняется и выходит из своих скрытых убежищ». Блаженный Августин (354–430), «Исповедь», кн. 10, гл. 8, пер. с лат. М. Сергеенко. Блаженный Августин возводит память к Богу, которому ведомы все вещи. Богом задано осознание существования. У Ямбо отсечено это изначальное знание о вещах — он обречен на жизнь без осознания прецедентов: дрова не хранят памяти о времени, когда они были стволом. Песня не помнит себя целиком и застревает на одной ноте.

— На тех вон полках, где библия, Коран, Лао-Цзэ и книги по философии.

Я пошел нашаривать «Исповедь» и сразу раскрыл указатель — искал страницы о памяти. Страницы имели вид освоенный, со вписками и подчеркиваниями. Так я пришел к равнинам и обширным дворцам памяти и, попав туда, стал вызывать бесчисленные желаемые образы, которые были свезены туда, одни являлись по первому требованию, других приходилось домогаться долго, как будто высвобождая из дальних скрытых отделений. В пещере памяти, в ее неозираемых глубинах, в дворцовых залах у меня есть и небо, и земля, и море, все вместе, и у меня есть даже я сам… Велика она, эта сила памяти, боже правый, и бесконечная глубокая сложность ее почти что навевает ужас, и в этом дух, в этом я сам. В полях и в неисчислимых закоулках памяти, неисчислимо заселенных неисчислимыми подвидами вещей, во всех пробегаемых мною пространствах я взлетаю, я лечу, и моему полету нет пределов.

— Знаешь ли, Паола, — сказал я, — вот ты мне рассказала о дедушке, о сельском доме, все вы желаете нашпиговать меня разными сведениями, но даже если получать информацию в таком темпе, все равно, чтобы заполнить в моей памяти все пещеры, понадобится еще шестьдесят лет, примерно столько, сколько я прожил до сих пор. По-моему, неудачная программа. Нужно мне отправляться в пещеру самому. За Томом Сойером. [93] За Томом Сойером. — В главе XXXI «Приключений Тома Сойера» (1876) Марка Твена (1835–1910) друзья ищут Тома и Бекки, потерявшихся в пещере.

Бог знает что уж там отвечала Паола, в конце концов я докачался в своем кресле до того, что опять заснул.

Спал я недолго, кто-то позвонил в дверь: Джанни Лаивелли. Тот самый однокашник, с которым мы были не разлей вода. Он облапил меня совсем по-братски, он волновался, его уже сориентировали, как управляться со мной. Ни о чем не беспокойся, заверил он, я-то помню твою жизнь не хуже тебя. В момент могу проинформировать о чем твоей душеньке угодно. Я сказал ему: спасибо, не стоит — тем временем Паола закладывала в меня основные данные о наших с Джанни отношениях. С первого класса школы до последнего — за одной партой. Потом я поступил в Туринский университет, а Джанни на экономический в Милане. Но мы продолжали общаться и дружить. Ныне я продаю ценные книги, а он пишет для своих клиентов счета, на основании которых люди платят налоги — или не платят налогов. Наши пути разошлись абсолютно, а между тем мы как родные, его внучата дружат с моими, и Рождество и Новый год мы встречаем, как правило, вместе.

Я попытался его унять — но Джанни не умолкал. И поскольку он все на свете помнил, он, похоже, не мог поверить, что для меня это пустые слова. Ну как же, захлебывался Джанни, помнишь — мы принесли крысу в класс, чтобы напугать математичку, а когда мы ездили всей школой в Асти, смотреть трагедии Альфьери, и потом вернулись, то нам сказали, что в самолете разбилась команда Турина, [94] …разбилась команда Турина… — 3 мая 1949 года, после товарищеского матча в Лиссабоне, команда футбольного клуба Турин возвращалась чартерным рейсом домой, и самолет, попав в полосу тумана, врезался в церковь на горе на восточной окраине города. В похоронах участвовало около 500 000 человек. и еще в тот раз когда…

— Ничего я этого не помню, Джанни, но ты так чудно рассказываешь, что я вроде как вспоминаю. Кто из нас учился лучше?

— По философии и итальянскому был сильнее ты, по математике я, и каждый пошел по своей линии.

— А кстати, Паола, какая у меня была тема диплома?

— Ты защищался на филфаке по произведению «Нурпеrоtomachia Poliphili». [95] Hypnerotomachia Poliphili — « Любовное борение во сне Полифила» (лат.). Сочинение доминиканского монаха Франческо Колонна (Francesco Colonna, ок. 1433–1527). Первое издание вышло без имени автора, но оно образуется первыми буквами всех по очереди глав — POLIAM FRATER FRANCISCVS COLVMNA PERAMAVIT («Полию любил брат Франциск Колонна»). В этой книге ищут разные «тайные коды», это одна из самых знаменитых антикварных книг в мире; отпечатана в типографии знаменитого мастера, гуманиста Альда Мануция Старшего (1450–1515) в 1499 г. Совершенно нечитабельное произведение. По моему мнению. Потом ты писал диссертацию в Германии по истории антикварных книг. С именем и фамилией, которыми тебя наградили предки, альтернатив практически не было, да и дедушкин славный пример чего-то стоил, он же просидел всю свою жизнь среди кучи старых грязных журналов… После Германии ты сразу открыл библиографический консультационный центр, поначалу размером в одну комнату, на деньги, оставшиеся от наследства. Впоследствии твое дело оказалось вполне рентабельным.