Александр Кондратов - Здравствуй, ад!

А лизософы?.. Также как и декораторы. Не черти и не мученики. Правда, к чертям заметно ближе (декораторы — те ближе к мученикам, ведь у свои муки, муки творчества, не так-то просто выдать черное за белое, нужно вдохновение-с!). Черти со спецобразованием не прочь пофилософствовать, когда процесс идет нормально: о познаваемости мира, о причинности и закономерности, о качественных переходах. Мол, каждому Диалектика и вилы — этим, с рожками. Котлы и метафизика — двуногим, без хвостов. Все так продуманно, так философски-мудро!

Провокаторы — вот было нужное, самое точное слово. Все остальное лишь маскировало, все эти многотомные собрания сочинений, картиночки в рамках и без, поучения философов и музыкальные опусы номер такой-то.

Лирическая провокация. Плюс этическая. Провокация логическая… На все вкусы! Полною колодою в аду разложены: Совесть, Долг, Человек, Прогресс, Заветы, Истина, Искусство, Ум, Честь. Обоснованно, с примерами (из жизни и романов), с многовековой традицией. От колыбели — и до старости.

Основы ада — на сознательности мучеников. Программа маскировки: наука, искусство, развлечения, мораль. Все это направлено, подстроено, пущено по нужному руслу — Люциферову — «так, как надо», «как и должно быть», «в соответствии с закономерностями ада». Ведь чертовой команде Люцифера мало котлов, вил и прочих весомых атрибутов материи. Они хотят заполучить еще и душу. Собственно, душа-то им и нужна, рогатым, ради нее они стараются всем скопом, ради этого трудится весь Люциферов аппарат.

Отказ от «я», отказ от свободы, признание ада за бытие, утверждение лика Люцифера в сердце — вот что было надо им, всем этим пахнущим серою, рогатым с вилами и декораторам с пером и кисточкой, всем этим лизософам-теоретикам и бесам-практикам. Неудивительно, что мученики становились метафизиками: вода в котле либо кипит, либо заморожена, вилы либо воткнуты в тебя, либо пока что только в соседа. И столь же понятны диалектические методы познания, которые так наглядно демонстрировали черти своим подопечным в аду.

Например, подогревая котельную воду градус за градусом, философски-отечески поучать: «Следите за качественным переходом». И как только вода закипит, бросить туда парочку-другую жертв, для наглядности (и, естественно, лучшего усвоения материала). Диалектичною была и следующая процедура: сначала с подопечного сдиралась кожа, и он становился как бы не «самим собой», отчужденным от собственной кожи (термин придумали лизософы). Затем кожа снова напяливалась на жертву, пришиваясь суровыми нитками к мясу. «Отрицание отрицания» — так называли лизософы этот трудоемкий и сложный по исполнению процесс. Его демонстрировали на лекциях по диалектике, читаемых каким-нибудь особо важным чертом-лизософом.

В аду велась упорно борьба против волюнтаризма. Еще бы! Какое тут может быть своеволие, в мире, где все определяет Люцифер по воле Господа. На каждого волюнтариста у чертей была припасена спецплетка, многохвостая. И достаточно вместительный котел, также особый (он звался в обиходе «Волик»). Котлы, вилы и плетки по традиции считались решающими аргументами любого философского спора в аду.

Но в то же самое время по особому указу Люцифера все черти-идеологи в один голос отрицали фатализм. Наоборот, они усиленно, усердно твердили — и во время перекуров, а уж тем более во время обязательных процедур — о том, что каждый житель ада мучается на свободе. Люцифер, как Главный, не отвечает за поступки индивидуумов, он лишь гарантирует этот ад. Мученикам — муки, чертям — право на труд. С каждого спросится по делам и словам его. «Быть принятым в черти никому не заказано. А за грехи людские отвечают люди, а не Господь или Люцифер!» — обычно эта фраза завершала философскую беседу, за нею вслед давалась новая порция мучений, дабы надежнее закрепить полученные знания. И, для отчетности, проводился опрос всех содержащихся в котлах. Так сказать, социологическое исследование.

Весь ад был организацией сугубо бюрократической. Все в нем было расписано, разложено, подвергалось учету, проверке, спецпроверке, особому контролю, перепроверке, входило в сметы и отчеты, утверждалось сверху, контролировалось доносами снизу, по новой перепроверялось, сличалось с ведомостями, заносилось в журналы спецхрана… И при всем при этом в нашем аду царил полнейший, неописуемый бардак!

Цифры — или, как их стали называть в последние годы, информация — поступали из разнообразнейших источников. От каждого котла тянулась струйка чисел, она сливалась в ручейки, ручьи вливались в реки, реки также сливались воедино, и огромный Амазонко-Волго-Доно-Нило-Конго этот поток вливался в пасть Люцифера. Число уколов вилами, поставленных клизм, горячих припарок, гвоздевых нашлепок, вбитых гвоздей (отдельно — в голову, отдельно — в тело). Число ударов дубинками (раздельно — по голове, животу, ребрам, половым органам, рукам, ногам, спине). Число вмороженных в лед (по графам: навечно, на год, на сутки, на два часа). Число распоротых животов с метражом кишок (по двенадцатиперстным — особый реестрик). Число… Да мало ли их, чисел, шло, суммируясь, на потребу врага рода человеческого! Он питался ими, цифрами, абстрактными символами подотчетных мук, за которыми стояли вполне конкретные мучения живых людей.