Ее стали беспокоить старые пломбы в зубах. Порой она сидела ночами, уставясь в потолок, залитый розовым сиянием сан-нарцисского неба. Иногда могла проспать под снотворным часов восемнадцать кряду и просыпаться обессилевшая, еле стоящая на ногах. На встречах с искушенным в своем деле, вечно тараторящим стариком, который теперь занимался наследством, объем ее внимания зачастую измерялся секундами, и она больше нервно посмеивалась, чем говорила. Время от времени у нее начинались приступы тошноты, они длились от пяти до десяти минут, причиняя невыносимые мучения, а затем неожиданно проходили, будто их вовсе не было. Случались мигрени, кошмары, менструальные боли. Однажды она поехала в Лос-Анжелес, по телефонной книге выбрала наугад врачиху, пошла к ней и сказала, что подозревает беременность. Ей назначили анализы. Эдипа записалась под именем Грэйс Борц и на следующий прием не явилась.
Всегда такой робкий Ченгиз Коэн теперь чуть не каждый день появлялся с новыми штучками: статья в устаревшем каталоге Цумстайна, приятель в Королевском филателистическом обществе, смутно припоминавший почтовый рожок с сурдинкой — в каталоге на дрезденском аукционе в 1923 году, а однажды машинописный текст, присланный ему другим приятелем из Нью-Йорка. Предполагалось, что это перевод статьи из знаменитой Bibliotheque des Timbrophiles Жана-Батиста Моэна выпуска 1865 года. Статья читалась, как очередная костюмированная драма от Борца, и повествовала о серьезнейшем расколе в рядах Тристеро во времена Французской революции. Согласно недавно обнаруженным и расшифрованным дневникам графа Рауля Антуана де Вуазье, маркиза де Тур-э-Тасси, отдельные члены системы Тристеро так и не приняли падение Священной Римской Империи и расценивали революцию как временное помешательство. Чувствуя себя обязанными в качестве собратьев-аристократов помочь "Турну и Таксису" пережить бедствия, они прозондировали, заинтересован ли, собственно, дом в субсидиях. Этот ход расколол Тристеро напрочь. На съезде в Милане споры бушевали целую неделю, люди становились друг другу смертельными врагами, распадались семьи, лилась кровь. В итоге решение субсидировать "Турна и Таксиса" провести не удалось. Многие консерваторы восприняли это как свидетельство против себя в Судный день и прервали всякие сношения с Тристеро. "Таким образом, — чопорно заключалось в статье, — эта организация вошла в полумрак исторического затмения. Со времен Аустерлицкого сражения до кризиса 1848 года система Тристеро плыла по течению, лишенная почти всякого покровительства со стороны той знати, что в свое время ее поддержала, и теперь деятельность системы свелась к обслуживанию анархистской переписки; она появлялась лишь на периферии — в Германии в связи со злополучной Франкфуртской ассамблеей, в Буда-Пеште на баррикадах, и еще, быть может, среди юрских часовщиков, которых она готовила к прибытию Бакунина. Большинство же членов системы в период с 1849-го по 1850-й годы бежали в Америку, где они, несомненно, ныне предоставляют свои услуги тем, кто стремится угасить пламень Революции."
Уже не столь воодушевленная, как еще неделю назад, Эдипа показала этот фрагмент Эмори Борцу. — Кажется, все члены Тристеро, сбежавшие во время реакции 1849-го, прибывают в Америку, — сказал он, — исполненные высоких надежд. Только что они обретают? — На самом деле он никого не спрашивал, это была лишь часть игры. — Сплошные беды. Где-то в 45-м американское правительство провело масштабную почтовую реформу, снизив свои расценки и вытеснив из бизнеса большинство частных курьерских служб. В 70-80-х любой частник, пытающийся конкурировать с правительством, немедленно подавлялся. Едва ли эмигранты Тристеро в 49-м или 50-м году были расположены возобновить свою европейскую деятельность.
— То есть, они просто остаются, — говорил Борц, — в условиях конспирации. Обычно эмигранты прибывают в Америку, дабы обрести свободу от тирании, быть принятыми культурой, ассимилироваться в ней, в этой плавильной печи. Грядет Гражданская война, и большинство эмигрантов, будучи либералами, идут в армию сражаться за сохранение Союза. Но не Тристеро. Они просто меняют противника. К 61-му году их система прочно укоренились, и об ее подавлении уже не может быть и речи. Пока "Пони Экспресс" бросает вызов пустыням, дикарям и ударам в спину, Тристеро преподает своим людям ускоренные курсы диалектов атапасков и сиу. Переодетые индейцами, их посыльные совершают набеги на запад. Всякий раз, когда они достигают Побережья, их степень износа — ноль, ни царапины. Теперь главное внимание уделяется молчанию, имперсонации — оппозиция, замаскированная под преданность.
Читать дальше