Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

— Сказано: когда звучат слова «Не произноси имени Господа, Бога твоего» [59] Исх. 20, 7. , мир содрогается, — каждый раз говорил раввин.

Доход по-прежнему был скуден, едва хватало на кусок хлеба, но много ли надо двум пожилым людям? Братство, которое молилось у раввина по субботам, оплачивало квартиру. Одежду старики носили аккуратно, у Тирцы-Перл до сих пор сохранились платья, которые подарили ей на свадьбу. Новой обуви не покупали, латали старую. По понедельникам и четвергам Тирца-Перл стала поститься. Зубов ни у мужа, ни у жены не осталось. Питались, макая кусок хлеба в борщ, жидкую кашу или горячую воду, куда кидали кусочек масла. Чуть-чуть мяса — только в субботу. Большое огорчение доставляли дети. Азриэл — врач, Миреле сидит в тюрьме. Реб Менахем-Мендл давно разочаровался и в сыне, и в дочери. Но истинные дети человека — это его богоугодные дела. Реб Менахем-Мендл приступил к написанию книги. Он взял на себя труд ответить на все вопросы, которые вызывает у «Тойсфес» комментарий Раши [60] «Тойсфес» («Дополнения») — один из важнейших комментариев к Талмуду, составлен в XII–XIV вв. Мнение мудрецов, написавших «Тойсфес», часто не совпадает с мнением Раши, величайшего комментатора Торы и Талмуда (1040–1105). . Будущую книгу реб Менахем-Мендл назвал «Помощь мудрым». Раввин признавался жене: он надеется, что Раши выйдет встретить его у райских врат.

— Ты-то рай себе обеспечил, — отвечала Тирца-Перл. — А как же я?

— Даст Бог, будем там вместе.

— А за какие такие заслуги меня туда пустят?

И Тирца-Перл стала поститься два дня в неделю, а деньги, сэкономленные на еде, жертвовать на благотворительность.

Она часто говорила, что хотела бы прожить остаток жизни в Стране Израиля, но реб Менахем-Мендл совсем не хотел отправляться в дальние края. Конечно, это Святая земля, конечно, даже от ее воздуха умнеют, но, во-первых, нет денег на дорогу, во-вторых, он не хочет жить там на подачки. В-третьих, путешествие заняло бы немало времени. Раввин просил у Всевышнего времени и сил, чтобы закончить и издать книгу. Комментарий к целому Талмуду — это не шутка. Некий еврей, разъезжающий по всему свету, предложил объявить подписку и попросил, чтобы раввин дал ему право собирать на издание деньги. Но реб Менахем-Мендл отказался: кто знает, честный ли он человек. Вдруг люди заплатят, а потом не смогут получить книгу? Ведь это будет воровство… Раввину придется ездить по разным странам и разыскивать подписчиков. Такое ему явно не по силам. Если книге суждено увидеть свет, Всевышний пошлет и деньги, и издателя.

Работа шла тяжело. Дверь не закрывалась весь день: приходили кто с религиозным вопросом, кто на суд, кто за житейским советом или просто перекинуться словом. Нельзя же запереться от людей. Реб Менахем-Мендл слышал, что многие варшавские раввины запираются на цепочку, а жена или служка пускают только тех, кого надо. Но реб Менахему-Мендлу такой обычай был не по душе. Не по-еврейски это — закрываться от людей. Реб Менахем-Мендл просыпался рано-рано, когда улица еще спала в предрассветной тишине и можно было спокойно позаниматься. Он ставил самовар, выпивал стакан чаю и выкуривал трубку. Старик чувствовал, что Небеса ему помогают: в эти часы он легко разрешал самые сложные вопросы, заданные в комментариях. Реб Менахем-Мендл часто думал, что душа Раши находится где-то рядом и подсказывает верный ответ.

Калману Якоби стукнуло шестьдесят пять. Когда-то он думал, что в этом возрасте умрет. Недаром в «Эйн Янкев» [61] «Эйн Янкев» («Источник Якова») — популярная книга XVI в., содержит талмудические сказания. сказано, что человек должен быть готов к смерти, когда достигает возраста, в котором скончался его отец. Кроме того, Калман всегда много трудился и пережил немало бед. Но, слава Богу, здоровье пока не подводило. Борода совсем поседела, но загорелое лицо осталось таким же румяным, спина прямой, как у восемнадцатилетнего парня, а взгляд ясным. Не иначе как за терпение Господь благословил Калмана силой. В поместье и на известковых разработках, почти исчерпанных, теперь заправлял Майер-Йоэл. Он старался как мог. Перестроил мельницу, купил новые жернова, чтобы молоть пеклеванную муку. Но Калман продолжал делать всякую тяжелую работу, не потому, что в этом была необходимость, но так уж он привык. Он по-прежнему вставал на рассвете, съедал краюху хлеба, миску творогу и запивал завтрак ковшиком воды. Калман носил мешки с мукой, помогал грузить известь, запрягал лошадей и колол дрова. Во-первых, он просто не мог сидеть без дела. Во-вторых, если еврей не учит с утра до вечера Тору, он все же должен чем-то заниматься. В-третьих, он уже несколько лет жил без жены, а кровь по-прежнему была горяча. Если бы не на что было расходовать силы, он бы, наверно, с ума сошел.