Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

— Что было бы с женщинами, если бы мужчины не старели, а молодели?

— Ну, раз вы шутите, значит, всё в порядке. Бывает, казалось бы, радоваться надо, а все равно что-то гнетет. Я живу в Киеве, но чаще в разъездах, чем там. Правожительство для меня не вопрос, я купец первой гильдии. У меня склады в Киеве, дом родственница ведет. Когда Миркин помер, решил, что хватит служить, лучше самому быть хозяином. Миркин то обещал меня в завещании упомянуть, то грозился, что ни копейки не оставит. В конце концов так и сделал. Но, как говорится, судьба подыграла, видно, так было на роду написано. Такими делами начал заниматься, о которых раньше и не слыхал. Хватило смекалки, как говорится. Всю Европу объездил, даже в Китае побывал. Теперь настоящим американцем стал. Здесь все знают Винавера, имею в виду, в деловых кругах. В «Астор-Хаусе» живу, где все миллионеры останавливаются. И все же бывает иногда муторно на душе. В последний раз, когда через океан ехал, так тоскливо стало, чуть с ума не сошел…

— Почему вы не женились?

Яша улыбнулся.

— Меня часто об этом спрашивают. Я тоже жертва Бориса Миркина, земля ему пухом. Совсем молодым к нему попал, прошел его школу. Он все время повторял: «Не женись! А то будет, как у меня!» Его жена — это ведьма. Тогда он еще якобы с ней жил, так что я смог увидеть семейную жизнь вблизи. У него любовница была, аптекарша. Ей-богу, это было смешно. Он говорил: «Все обманывают. Любая женщина имеет свою цену». Вбил мне в голову. Когда я стал уже вполне взрослым мужчиной, увидел, насколько он прав. Он меня учил: «Лучше всего с замужними». И ведь так и вышло. Сам не понимаю, как это получилось. Помню, была у меня интрижка с женой одного лесоторговца. Как она его обихаживала! Пылинки с него сдувала, следила, чтоб не простудился, не дай Бог. Стоило ему кашлянуть, как пледом его укутывала и лоханку горячей воды несла ноги попарить. Красивая была. Мы с ним дела вели и жили по соседству. Я тогда на Миркина разозлился ненадолго. Однажды этот лесоторговец в Вильно собрался, она за три дня его собирать начала. Всяких лекарств в дорогу надавала, банку малины сунула. Стою у окна, вижу, он в бричку садится, а она с ним прощается, целует, обнимает, все расстаться не может. И только он отъехал, открывается у меня дверь. Смотрю — она. Даже не постучалась. «Яков Моисеич, — говорит, — поцелуйте меня!» Прямо так и говорит! Я ушам не поверил. Горячая оказалась — огонь!

Клара нахмурилась.

— Женщины разные бывают.

— Да, но в конце концов всем верить перестаешь. А годы шли. Я с Миркиным разъезжал по делам, как говорится, делил с ним тяготы жизни. В какие он только авантюры не пускался, даже вспомнить неприлично. О том, чтобы семью завести, я тогда и помыслить не мог. Я уже не молод, женщины моих лет меня, как говорится, не привлекают, а моложе найти — изменять будет. Это так же верно, как то, что вот тут на столе лампа стоит. Да и почему бы не изменять? Если в Бога не веришь, зачем подавлять свои желания? Я бы и сам случая не упустил. Наверно, вы знаете, Клара Даниловна, как коммивояжеры ведут себя в поездках. И при этом ждут верности от жены…

— Тогда вам остается только смириться.

— Да, правильно. Но иногда тоска нападает. Работаю, езжу, бегаю, а для кого? Не знаю почему, но особенно в море грустно становится. Волны катятся одна за другой без смысла, без цели. Обычно новые знакомства завожу, но в этот раз все от морской болезни слегли, особенно женщины. Вдруг такая печаль накатила, как никогда в жизни. Не поверите, Клара Даниловна, чуть за борт не бросился.

— Но почему, почему?

— Сам не знаю. Одно, другое, вот и накопилось.

— Да, бывает. Как долго в Нью-Йорке пробудете?

— Еще несколько недель.

— Как вы тут время проводите?

— Неплохо, но иногда тоже тоскливо становится. Знаете, Клара Даниловна, все это не имеет смысла.

— Понимаю вас.

— Может, как-нибудь сходите со мной в театр или кабаре? Ведь ваш доктор не каждый вечер свободен…

— Да, у него семья, так что почему бы нет. Можно куда-нибудь сходить. Но я почти не понимаю английского.

— Можно водевиль посмотреть или что-нибудь такое. Здесь есть кабаре, куда приличной даме не стыдно пойти.

— Наверно, есть. Зря я на вас сердилась. Заглядывайте как-нибудь.

— По каким дням ваш доктор приходит?

— По-разному. Это плохо, конечно, но я не подписывала контракта, что должна сидеть и его ждать. Застанет меня — хорошо, нет — мир не рухнет. Говорите, хотели за борт прыгнуть. Вы мужчина, для вас все дороги открыты. А я? Сижу тут, как в тюрьме, даже смешно. Сама себя заперла, и все ради того, чтобы он иногда зашел на пару часов. Не знаю, зачем я вам это рассказываю.