— Надеюсь, ты счастлив?
— Счастлив? Пожалуй, да. Моим идеалом была Европа, а не Америка, но здесь свободная страна. Говори что хочешь, пиши что хочешь. Президента тут ругают похлеще, чем у нас дворника, но если все разрешено, то уже и неинтересно. Чего ломиться в открытую дверь? Я Фелюшину фотографию получил. Это когда снимали? Она там красавица.
— Скоро ты ее увидишь. Она уже гораздо красивее меня.
— Зачем ты так говоришь? Как видишь, я совсем не богат, но это мой собственный дом, у меня есть практика. И все для меня кончено, — добавил Ципкин неожиданно для себя. Никогда прежде такая мысль не приходила ему в голову.
— Как это все кончено? У тебя семья, профессия…
— Да, но… Раньше я к чему-то стремился. Думаешь, большая радость лечить тут всяких? Моя жена — прекрасный человек, но она из Венгрии, это совершенно другой мир. На первый взгляд, казалось бы, такие же, как мы, но на самом деле у них все иначе. Они очень прагматичные, любят ясность: либо да, либо нет. У них нет ни наших сомнений, ни нашей веры. Я вырос на русской и польской культурах, это адская смесь. Ты замуж не вышла?
— Ты же сам знаешь, что нет.
— Да откуда я могу знать? Столько лет ничего о тебе не слышал.
— Потому что не хотел слышать. Предпочел отгородиться от меня стеной. Даже не выслушал моих объяснений. Другую сторону, так сказать.
— Какую еще другую сторону? А что я услышал бы? Факты сами за себя говорят.
— Какие факты? Знаешь, Александр, нельзя выносить приговор, пока не ясна каждая деталь. Во Франции женщина совершила убийство, а суд присяжных единогласно ее оправдал. Ее даже цветами осыпали. Когда узнали, сколько она вынесла, поняли, что она святая, а не преступница. А я никого не убила, разве что саму себя. И ты от этого только выиграл. Может, если бы я тогда к тебе приехала, ты был бы сейчас портным, а не врачом.
— Хочешь сказать, ты это ради меня сделала?
— Нет, этого я не говорила. Да и неважно, какая разница? Прошлого все равно не воротишь. А жаль. Жаль, что в восемнадцать лет у меня не было столько же ума, сколько сейчас. Твое письмо меня как холодной водой окатило. Я тогда уже заболела, казалось, еще немного, и без куска хлеба останемся. Фелюша совсем маленькая была. И тут появляется он. Вскружил мне голову, золотые горы наобещал. Грех о мертвых плохо говорить, но большего лжеца я в жизни не встречала. Да он ведь и сам себя обманул. Не хочу сказать, что я поступила умно. Когда потом об этом размышляла, мне казалось, что меня заколдовали или сглазили. Один Бог знает, сколько я слез пролила. Из-за этого совсем разболелась. Ты спросил, не вышла ли я замуж. Я-то нет, а вот ты женился. Знаешь, я даже подозреваю, что, когда ты отправил мне то письмо, у тебя уже была твоя венгерская невеста.
Ципкин поднял брови.
— Коли так, тебе причитается.
— Нет, ничего мне не причитается. Ни мне, ни кому другому. Я сполна заплатила за свою ошибку. Высшую цену!
Клара открыла сумочку, достала платочек и утерла слезы.
— А у тебя ведь сын в Варшаве? — спросила Клара.
— Да, Кубусь.
— Слышишь о нем что-нибудь?
— Иногда, редко.
— Она замуж не вышла?
— Сабина? Вышла.
— Что ж, люди устраиваются в жизни, никто не хочет остаться один. Александр, не думай, что я приехала у тебя милости просить или хочу Фелюшу на тебя спихнуть. Как я поняла, ей тут места нет. Я себе все это совершенно иначе представляла. Луиза выходит замуж, нашла жениха на пароходе. Но она хочет, чтобы Фелюша осталась с ней. Она сама старовата, чтобы родить ребенка, а ты знаешь, как они друг к другу привязаны. Я могла бы потребовать у тебя выплаты алиментов, или как это тут называется, но так низко я не пала. Одного хочу: чтобы Фелюша знала своего отца, а не считала себя незаконнорожденной. Пойди повидайся с ней. Это же твоя родная дочь! Мне-то уже ничего не надо.
— Где ты остановилась?
Клара снова назвала гостиницу.
— Почему там? Ну, неважно. — Ципкин понизил голос. — Моя жена ужасно ревнива, хотя я не даю повода. Венгры — люди странные. Очень религиозна, ест только кошерное и все остальное соблюдает. Я не поддаюсь, остаюсь атеистом. Сколько у нас скандалов из-за ее капризов! Когда у меня пациентка, она иногда подслушивает. Так что если хочешь продолжить разговор, лучше пойдем к тебе.
— Можно, только Фелюши сейчас нет дома. Луиза ее в гости взяла к своему французу. Я решила, что сначала лучше сама с тобой встречусь.
— Да, правильно. Тут у многих врачей кареты, но я не хочу становиться извозчиком. Кучера держать, как в Польше, тут слишком дорогое удовольствие, врач сам лошадьми правит. Здесь ко всему другой подход. Демократия — так, по крайней мере, они это называют. Все традиции с ног на голову поставлены. По вызовам пешком хожу или езжу на элевейтере. Это городской поезд, ты, наверно, уже видела. Жене скажу, что ты пришла меня к больному позвать.
Читать дальше