Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

Клара и Фелюша лежали пластом. Шторм разыгрался не на шутку. Волны били по обшивке корабля, как гигантские молоты. Фелюша заснула, а Клара не могла сомкнуть глаз. Через иллюминатор она видела океан и низкое, серое небо. Когда волна ударяла в борт, Кларе казалось, что на этот раз пароход точно пойдет ко дну. Вода переливалась, как лава космического вулкана. Темно-зеленые валы с пенистыми гребнями наступали, как полчища неведомых врагов, готовые все разрушить и проглотить. «Блюхер» взбирался на волну, Кларина кровать на секунду зависала в воздухе, и тут же все обрушивалось в бездну, волны разбегались, как черти, разогнанные заклинанием, чтобы сразу снова начать свою дикую игру. Океан бушевал весь день и всю ночь. Из глубин поднимались неясные призраки, кружились у поверхности и снова исчезали в бурлящем вареве. Машины стучали, сотрясая стены каюты. Протяжно ревел гудок, предупреждая об опасности встречные корабли. Неожиданно оказалось, что Луиза не подвержена морской болезни. Она приносила Кларе и Фелюше поесть и выжимала для них лимоны. Француженка рассказывала Кларе корабельные новости: что сказал капитан, что надели к ужину дамы. От качки страдало большинство пассажиров. Сестры-венгерки не появлялись в столовой, и Луиза со своим земляком остались за столиком одни.

Днем было еще ничего, а ночью становилось совсем тоскливо. Фелюша вздыхала во сне. Клара лежала и молилась, чтобы хоть ребенок остался жив. Пусть ее маленькая ласточка, невинная душа, благополучно доберется до берега! Камни снова давали о себе знать. Боль накатывала волнами, то усиливалась, то ослабевала. Клара потела, ее бил озноб. Судовой врач принес лекарства, но они не помогли. В Варшаве Луиза приготовила бы для нее грелку, но здесь такой возможности не было. Клара стонала, иногда вскрикивая, как роженица. Когда боль отпускала, она лежала, не шевелясь, и прислушивалась к реву ветра. Утонуть? Стать пищей для рыб? Неужели судьба уготовила ей такую кончину?

Клара то засыпала, то просыпалась. Ветер ревел и завывал. Кровать качалась из стороны в сторону, и Клара хваталась за железную спинку, чтобы не упасть на пол. Стальные балки скрипели, казалось, они готовы сорваться с болтов. Из коридора доносился звук шагов, было слышно, как хлопают двери. Пароход шел очень медленно, будто из последних сил. Похоже, катастрофы не миновать. «Уж лучше бы поскорей!» — думала Клара с ужасом. Лишь бы Фелюша спаслась, а она, Клара, обойдется без похорон, могилы и савана. Если Бог есть, пусть Он найдет ее тут и перенесет прямо в ад… Клара то молилась, то смеялась. Вдруг раздался грохот, наверно, пароход налетел на скалу или айсберг. Клара громко вскрикнула, у нее чуть сердце не остановилось.

Через четыре дня шторм прекратился, но Клара не смогла встать с кровати. Только за пару дней до прибытия в Нью-Йорк она опять вышла в столовую. Зал будто бы стал просторней. Пассажиры казались совершенно незнакомыми, словно они сели на пароход посреди океана. Колени дрожали, пол уходил из-под ног, и Кларе приходилось опираться на Луизу, чтобы не упасть. За это время Луиза и француз, коренастый мужчина с седой шевелюрой и черными усами, стали совсем близки друг другу. Они весело болтали, смеялись, он подливал ей вина и даже помогал разрезать бифштекс. Позже Клара спросила Луизу, что все это значит, и та, смущаясь, ответила, что они с мосье Дижаком, вдовцом, собираются пожениться, когда приедут в Нью-Йорк. Но пусть мадам не беспокоится: Луиза все равно останется Фелюше второй матерью… Луиза поклялась Кларе, что в ночь перед отъездом из Варшавы ей приснилось, будто ее ведут к алтарю, а жених выглядит точь-в-точь как мосье Дижак…

После шторма наступил полный штиль. На водной глади покачивались водоросли. Мужчины и женщины, несколько дней пролежавшие по каютам наедине с болезнью и страхом, измученные и бледные, выбрались на палубу, надев вещи, предназначенные, видимо, для поздней осени: телогрейки, пледы, шали и накидки. Заново знакомились, рассказывали друг другу о недавно пережитых неприятностях. Было тепло, как летом. Над водой парили летучие рыбы, выпрыгивали дельфины, похожие на гигантских мышей. Стюард расставил на палубе складные стулья. Старушки, укрыв ноги пледами, сидели, вязали на спицах и беседовали о мигрени, ревматизме, микстурах от кашля и теплом белье. Клара тоже сидела среди них, но не могла участвовать в разговоре. Во-первых, потому, что они говорили по-немецки и по-английски, во-вторых, потому, что какая-то сила словно оторвала ее от человеческого рода. У них мужья, сыновья, дочери, внуки, они точно знают, к кому едут и насколько. А у нее никого и ничего нет. С другой стороны, для молодых она старуха. Клара с завистью наблюдала, как молодые мужчины и женщины флиртуют друг с другом. Мужчины шутят, женщины смеются. «Что они такого говорят друг другу, почему им так смешно? — думала Клара. — Притворяются или им и правда весело? Думают, вечно будут молодыми?» Несколько англичан в каскетках и клетчатых костюмах начали играть в какую-то игру, где надо было специальными лопатками передвигать деревянные чурбачки. Женщины тоже приняли участие. Пожилой господин с моноклем показывал такие чудеса ловкости, что остальные ему аплодировали.