Василий Аксенов - Негатив положительного героя

За столом шел оживленный разговор, ну, разумеется, о России. Леонид был настоящим лидером, господа, а вот его дочь Брежнев – это воплощение женственности. Совершенно согласен, я знал и того, и другую. Леонид был tought, но Брежнев оказалась сущим очарованием! Площадку постепенно захватывала старуха с подсиненными седыми кудрями, известный тип полуочумевших богатых энтузиасток, у которых каждый год новая «феня»: то Винни Манделе премию дают за «нравственный героизм», то каких-то обожравшихся поэтов везут на собственном самолете в Португалию, то «диснейленд» открывают для уличных гангстеров, чтобы отвлечь их от «крака» и пистолетов. В данный период старуха занималась долларовыми вливаниями в Министерство культурных коммуникаций Российской Федерации, МККРФ, и поэтому все ее слушали со вниманием. Звали эту даму, естественно, Джейн, она рассказывала:

«Колоссал импрешнз, фолкс, неизгладимые! Возле Москвы мы посетили дом великого русского поэта на букву «П», сейчас вспомню, ах да, дом Потемкина!»

Министр и члены делегаций почтительно кивали нижними частями голов. Им никто не переводил, и они, конечно, ни фига не понимали. При слове «Потемкин» кто-то неуместно хохотнул. «Поэт Потемкин?» – переспросила Палмер. С этим именем у нее еще со времен ранних штудий в университете Вандербилд связывалось что-то не совсем поэтическое, что-то из области тайной войны, штурма Турции: жезл с бриллиантовой шишковиной, стеклянный глаз, яхта Онассиса, нет, это уже из другой оперы.

«Не просто поэт, а великий поэт, – сурово насупилась Джейн, сама как бы слегка из потемкинской эпохи с ее голубоватой волнистой укладкой. – Он жил в маленьком городе Переделкино». Неожиданно название «маленького города» было произнесено почти по-русски.

«Пастернак!» – тогда воскликнула Палмер, и Аркадий Грубианов гулко захохотал, чуть не сорвался.

«Где? – быстро оглянувшись, спросила миллиардерша, потом озарилась. – Ну, конечно, я немного перепутала, доктор Пастернак!»

Палмер начала разрезать что-то поданное на фарфоровой тарелке, похожее на тихоокеанский атолл; она трепетала.

«Сын великого доктора Пастернака показывал нам его дом, – продолжала Джейн – Бедный, бедный, как он жил! Послушайте, сказала я сыну, пожалуйста, не возражали бы я вас снимала за столом вашего отца? О, бой воспалился возмущением! Он кричал и махал руками, отвергая мое скромное предложение! Я никогда не думала, что между отцом и сыном были такие напряженные отношения!»

«О, бой! – - воскликнула тут в тон золушка этого вечера, которую никто не знал, кроме нескольких русских. – Да ведь ваше предложение, дорогая миссис Катерпиллер, прозвучало для этого человека святотатством!»

«Святотатством?!» – восхитительная старуха гордо подбоченилась на фоне резного дуба, словно адмирал Нельсон. Тут уж Аркаха расхохотался, несмотря на министерский титул. Кто-то ему, очевидно, что-то перевел из женского диалога, и он заорал через стол благотворительнице российских культурных коммуникаций: «Ну, Джейн, ты даешь! Да ведь это все равно что в туринском соборе попросить плащаницу примерить! Пастернак-то у нас там святой, дом-то его ведь храм же! Эй, кто-нибудь, переведите ей что-нибудь!»

Никто, конечно, ничего не перевел, но все начали смеяться, глядя на российского министра, который, казалось, от полноты чувств может разнести тесный фрак. Напился, однако, первым не министр, а хозяин, Стенли Корбут, стройный ветеран бизнеса, вечно нацеленный на гольф, секс и шампанское. Последнее, очевидно, не полностью уходило в глубины его организма, а частично оседало в индюшачьей сумке под подбородком, что делало его ходячим символом небрежного и наплевательского капитализма, как бы даже уже потерявшего интерес к прибылям. «Танцы! – возопил он. – Начинаем вальсы!» – и, схватив под микитки девицу Ветушитникову, закружился с ней по направлению к спальне.

Впрочем, и почетный гость не заставил долго ждать. С не меньшей непринужденностью он сунул в нагрудный карман пару сигар с сигарного столика, в брючный глубокий кулуар бутылку «Гленморанджи» с коктейльной стойки и решительно повел подругу Палмер к выходу. Принцип взаимности. Русские не сдаются, они становятся союзниками! Все наши вещие птицы, Алконосты, Сирины, Гамаюны, настоящие, не бляди, парят в пространстве, но самая главная Фениксом встает из красного пепла, мужает с двумя башками, требует двойного рациона! Мы еще увидим небо в алмазах! Человек – блоха! Велика Российская Федерация, но отступать некуда!