Владимир Орлов - Бубновый валет

– Стоит себе и стоит, – сказал я.

И Кирилл Валентинович продолжил шествие по коридору.

Как следовало понимать брошенное мне – “Пиши”? Поощрял ли он меня? Разрешал ли писать вообще? Или высочайше благословлял? К державинскому его благословение отнести не получилось бы. Это было благословение сквозь зубы. Но ведь и меня тем более нельзя было приравнять к Александру Сергеевичу…

У себя в коморке я посчитал, что думать мне о Кирилле Валентиновиче не стоит. В особенности я запретил себе размышлять и тем более волноваться по поводу одного, связанного с К. В., сюжета. Однако я думал о нем. Теперь (впрочем, уже со дня площади Борьбы) мне казалось, что памятный разговор с К. В. (я приходил к нему с челобитной о квартире) имел совершенно иную суть, нежели мне представлялось прежде. К. В. было известно о моих поглядываниях на Цыганкову (доложили? сама наболтала?). То ли он тогда испытывал меня, прощупывал, то ли он дразнил меня, то ли дурачился, насмехаясь надо мной, выявляя при этом (для себя и для меня) мою – по сравнению с ним – мелкость, или даже ничтожность. То ли вовлекал в игру по выгодным для него правилам. Теперь я не сомневался, что и К. В. (в частности) привлек ко мне умилительное внимание ловца человеков Сергея Александровича. Опять же ради каких-то неясных мне игр или опытов (про игры и опыты К. В. говорил мне и Башкатов). Главный совет, какой я получил в той беседе с К. В., – быть циником. И – чтобы вызвать благоприятное (к себе) расположение светил, и – чтобы разумно послужить Отечеству. Увы, семя было брошено в глину. Я мог предположить, что обстоятельства заставят меня жить без иллюзий и подчиняясь здравому смыслу. Но стать циником натура моя не соглашалась.

И я в коморке своей положил себе жить как жил, с допущением даже легкости или легкомыслия, гонять мячик, сотрудничать с отделом Марьина (он предложил мне съездить на Каму, в вотчину Строгановых и одному исполнить эссе о Соликамске), быть гедонистом, не удручать себя мыслями о несовершенстве мироздания и так просуществовать еще годков пять-шесть. А там посмотрим…

Как раз после этого постановления произошел неожиданный и неприятный для меня случай с буфетчицей Тамарой. Я уже упоминал, что Тамара служила буфетчицей Главной редакции, то есть кормила обедами членов редколлегии, с изысками и из продуктов “специального распределения”. Те, к кому Тамара была благорасположена, могли добывать у нее эти самые продукты по сходным ценам для домашнего столования. Мне Тамара, цветущая, смуглая женщина (за сорок), прозванная в редакции Пышкой, отчего-то улыбалась и давала понять, что, если у меня возникнет нужда в редкой снеди, то – пожалуйста… Никакой нужды не возникало, прилавки в бакалеях и гастрономиях в тот год были забиты, только что недоставало икры и осетровых рыб, карбонатов и всяких деликатесов, но обходились и без них. Я отшучивался, благодарил Тамару за благие намерения, и прочее, и прочее. И вот, однажды я пришел часов в восемь вечера в Главную редакцию с вопросами к третьему заму Хусаинову, ведшему номер. За столом Тони Поплавской, помощницы Главного, при телефонных пультах сидела Тамара.

– А их нет никого, – указала Тамара на начальственные двери. – Их всех срочно вызвали… туда… в Большой дом…

– А ты что? – спросил я на всякий случай.

– Тоня, раз все отбыли, отпросилась… ребенок… то да се… А меня вот усадили за телефоны…

Ситуация располагала к комплиментам, я их и произнес, кончились они утверждением: “Да ты теперь у нас за Главного редактора можешь править!”

Тамара ответила веселыми словами и жестами, она сочно вгрызлась в яблоко и мне предложила лежавший перед ней красно-желтый плод. Я отказался.

– Да от всего ты отказываешься, Василий! – воскликнула Тамара. – От всех счастьев! Кстати, ты ни разу не заглядывал в мое хозяйство. Давай тебе покажу… Или ты презираешь отдельно-бюрократическую трапезную?

– Нет, отчего же? – вынужден был произнести я.

– Пошли, пошли, – и она быстро повлекла меня к столовой-буфету.

Впустив меня в столовую, Тамара защелкнула дверь.

– А то еще кто-нибудь помешает нашей экскурсии. Или подумает зряшное… Все тут скромно и без излишеств…

Комната была небольшая, метров в тридцать, столики и стулья стояли здесь совершенно общепитовские.

– Выпить хочешь? – спросила Тамара.

– Нет… – сказал я неуверенно. – Пожалуй, нет…

– Ну может, еще захочешь… Пойдем, я покажу тебе свое производство… Кухню… И все такое…