Владимир Орлов - Бубновый валет

Я нисколько не жалел о четырех днях пурги, морозов, нывших щек, пальцев ног и рук, молчаливых сидений у костра в темени дикой и пустынной Сибири. Да, и теперь еще дикой и пустынной. Хотел побывать в шкуре землепроходцев, Н. И. Костомаров называл основательнее – землеустроителей, вот дрожи и голодай в ней! Но за нами-то вот-вот должны были явиться, и нас никак нельзя было сравнить с лихими мужиками, скажем, Елисея Юрьева, отправившегося из Енисейска на поиски диковинного озера Байкал, Леной он выплыл в ледовитое море, зазимовал там и добыл ясак на реке Яне. Не мною сказано: “Да, были люди…” и т. д. И все же полезно было выколачивать из себя романтически-подростковые ахи и взвешивать пусть пока и граммы лиха…

Нас откармливали в турпасской столовой, возили в деревню греться в банях по-черному, но воодушевление снятых со льдины скоро прошло, и мы ощутили себя именно погорельцами.

Два дня я ходил на стройку восьмиквартирного с бинтами на ногах, меня познабливало. В обед, разбитый, я вяло тыкал вилкой в макароны, и тут мне объявили, что в конторе Куделина кто-то ожидает, и опять из Москвы. В кабинете Паши Макушина, Павла Алексеевича, ожидала меня Виктория Ивановна Пантелеева.

– Вот, Василий Николаевич, – заулыбался ехидина Макушин, – к вам из Москвы с инспекцией. Но я уже успел сообщить, что комсомолец Куделин у нас передовик и душа общества.

– Здравствуй, Василий, – сказала Виктория, не вставая со стула, и сразу же объявила себя владелицей времени. – Я здесь на два дня.

Я стоял растерянный. И вовсе не от неожиданности. Просто сидевшая передо мной роскошная дама совершенно была здесь не к месту.

– Здравствуй… – пробормотал я.

Виктория встала, сказала:

– Мог бы и поцеловать меня при встрече по старой дружбе… в щечку…

Без всякой радости я чмокнул ее в щеку.

– На два дня, – раздумывал Макушин. – У нас есть гостевые комнаты, но в них живут теперь одни мужики… Вот если Василий Николаевич проявит понимание и приютит вас в своем жилище? Он человек высокой нравственности и, полагаю, не причинит вам досад…

Лицо ехидны Макушина стало чрезвычайно серьезным.

К тому времени мне, уже передовику – физиономия моя гнусно взглядывала на Божий свет с доски почета, дали койку в двухместном “номере” семейного общежития, там удобство было в коридоре и на этаже имелась душевая.

– А как же Петя Шутов? – спросил я.

– А что Шутов? – махнул рукой Макушин. – С Шутовым мы решим.

– Так вы, Василий Николаевич, проявите понимание? – поинтересовалась Виктория.

– Проявлю, – угрюмо сказал я.

– Ну вот и ладно! – обрадовался Макушин. – Виктория Ивановна, вы с дороги небось голодная, у нас хорошо кормят в столовой, я бы советовал вам подкрепиться.

– Спасибо, Павел Алексеевич, но сначала мне по делам надо переговорить с Василием Николаевичем.

– Понимаю, понимаю, разговор сытней обеда, – согласился Макушин. – Добавлю только, что вечером у нас в столовой фильм “Кавказская пленница”, фильм свежий, но я смотрел его шесть раз и сегодня пойду, а после фильма – танцы, милостиво просим.

– Это уж обязательно, – произнес я опять же хмуро, давая повод Макушину посчитать, что отношения у нас с гостьей вражеские. – Виктория Ивановна покажет на танцах европейский класс и обучит аборигенов шейку…

Чемодан Виктории оказался тяжеленным, сама Виктория была в шубе (“манто, что ли?”), когда встала, я увидел, что шуба – короткая, выше колен, шубенка, сказала бы моя матушка, если бы не поняла, что шубенка сотворена из шкуры зверя ценного да и замечательной выделки. Я посоветовал Виктории надеть шапку, но она сказала, что обойдется и без шапки, густые волосы ее были теперь крашеные, темно-медные, они спадали или опадали на воротник шубы (позже выяснилось – из канадского песца). Составными наряда Виктории были еще расклешенные брюки и теплые, надо полагать, ботинки (а может и полусапожки) на каблуке.

Турпасской перспективой, похрустывая снежком, мы прошествовали от конторы до моего общежития, вызывая ротозейство прохожих. Мне бы взять женщину под руку, но я на метр отставал от нее, будто бы припадая на левую ногу из-за тяжести чемодана.

– Куделин, – обернулась ко мне Виктория, – ты стесняешься, что ли, меня? Или стыдишься?

– Ну скажем помягче, – признался я, – испытываю чувство неловкости…

– Отчего же?

– Ты здесь выглядишь…

– Неуместной, что ли?

– Ну, и неуместной. Или – недостоверной. Таких здесь быть не может… И ты это понимаешь…