Анна Коростелева - Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара

...Отношения между Лиувиллем и Греви складывались постепенно. В самом начале их знакомства Лиувиллю пришлось как-то дважды повторять одну свою просьбу, которую Греви все забывал выполнить. Нужно было разобрать рукописи переводов из аль-Хорезми, пронумеровать страницы, внести мелкие исправления и отправить в переплет, до чего у Греви никак не доходили руки. В одно прекрасное утро за завтраком Лиувилль сказал: "Я послал вам письмо, Греви, и теперь жду ответа". Через три дня Греви, живший с Лиувиллем под одной крышей, получил от него по почте письмо, в котором Лиувилль еще раз излагал свою просьбу в письменном виде. С тех пор всякое поручение Лиувилля выполнялось Греви безотлагательно и безупречно.

...Несмотря на то, что он порядком утомился, помогая епископу Турнье, окончательно избравшему его точкой опоры, достраивать и восстанавливать детали древнего обряда, вечером Лиувилль наточил бритву и принялся вырезать из плотной черной бумаги фигурки со множеством сложных деталей. Эта пена мелких прорезей, несомненно, была бы хорошей работой для молчаливого непостижимого китайца, всю жизнь мастерящего шар в шаре . Лиувилль порезался, отдернул руку и резко отпрянул от стола, чтобы не закапать кровью свою работу.

- Да, я занимаюсь тем же, чем ярмарочный продавец силуэтов за пять су, - кивнул он, перехватив изумленный взгляд Греви, - но, в отличие от него, для меня эта деятельность подготовительная. Я намерен изготовить механический театр теней... ин ша'лла [2] если на то будет воля Аллаха (араб.) . По сложности - как настоящий, по принципу - сочетающий шарманку с тремя другими идеями механики, ин ша'лла , - пояснил он.

С намотанным на голову полотенцем после мытья у Лиувилля аль-Джаззара был очень восточный вид.

- После всего, что вы сделали для меня в последние дни..., - начал епископ Турнье. Будь епископ более догадливым человеком, он добавил бы: "я не смею больше отнимать у вас время". - Я надеюсь, - с большим нажимом продолжал епископ, - что вы примете деятельное участие в обряде, - тут он замешкался, так как сказанное им сильно не вязалось со сформировавшимся в его же сознании образом Лиувилля. - Э-э... м-м... или хотя бы будете его свидетелем.

- Дело в том, - откровенно сказал Лиувилль аль-Джаззар, - что меня, к сожалению, совершенно погубила косуля.

- Какая косуля?

- Пятнистая. Я имел неосторожность два дня назад рассказать при Его Величестве, как во время далекой прогулки из травы передо мной выскочила косуля, и затем почти сразу же взлетел жирный перепел. Не знаю, кто меня тянул за язык. Король сразу загорелся, и теперь я должен сопровождать его на охоту в эти места. Таким образом, завтра для меня - это... Я могу сказать это только вам, ваше преосвященство, ибо вы единственный не осудите меня, - понизил голос Лиувилль, - это потерянный день.

...Королевская охота передвигалась то быстро, то медленно, она появлялась внезапно в разных местах и так же внезапно исчезала. Король Луи был страстным охотником, тонко понимающим все нюансы стрельбы на засидках, подсидках, подкрадках и засечках, отчего он не всегда мог удержаться от дельного рассуждения о теории охоты во время охоты. Лиувилль аль-Джаззар великолепно держался в седле, и, хотя взгляд его во время охоты бывал обращен то на облака, то в случайном направлении, поскольку он был совершенно равнодушен к охоте, он твердо помнил о том, что густой туман обладает свойством внезапно приближать и усиливать голоса.

- Ваше величество, я поражен вашей осведомленностью в области облавной охоты по чернотропу, но боюсь, что вся дичь с неменьшим интересом, чем я, следит за ходом нашей беседы, удаляясь по возможности от ее эпицентра, - деликатно сказал наконец Лиувилль, неприметно поправляя плюмаж, сползший королевскому коню на глаза, и в этот миг вся кавалькада охотников вынырнула из тумана на опушке леса, в виду громадного валуна. Из полупроницаемой дымки в двухстах шагах перед ними появился епископ Турнье с сопровождающими его священниками и лучшими людьми из числа его паствы, поминутно порывающимися поддержать епископа под руки, и на то была причина: епископ шел босиком, очень тщательно выбирая место, куда ступить. Так они и вышли из карет - все в простых полотняных одеждах, с распущенными волосами и босиком. На шее у епископа была гирлянда роз - символ Пресвятой Девы. Он медленно приблизился к камню и опустился на корточки. Медленно из-за собственной неумелости, равно как и из-за чрезмерной услужливости каноника Бижу, он разжег святой огонь в память о том костре, возле которого пастухам явилась Богородица, и с ужасом отпрянул, когда язык пламени взметнулся чуть выше его колена. Затем с помощью своих духовных чад он срезал ивовую ветвь, дамы с молитвой связали вместе ее концы и увили этот обруч полевыми цветами. Епископ возложил на камень венец, затем зачерпнул холодной воды, скопившейся в углублениях валуна и бестрепетно омыл ею лицо. Вслед за ним кинулись промывать водой глаза все, кто был с ним.