Джеффри Евгенидис - Средний пол

…Однако ничего этого Мильтон не мог прочитать во взгляде своего шурина. А через мгновение глаза отца Майка выражали уже совсем другое. Он перевел взгляд на дорогу и ужаснулся: перед ним стояла машина, мигавшая красными фарами. Он двигался слишком быстро, чтобы успеть затормозить. Он выжал до отказа тормоза, но «Гремлин» продолжал ехать, пока не врезался в стоявшую впереди машину. Следующим был «Эльдорадо». На Мильтоне был ремень безопасности, но дальше произошла фантастическая вещь. Он услышал грохот металла и звон стекла, но все это происходило впереди. «Кадиллак» же так и продолжал двигаться вперед. Он залез на машину отца Майка, покатая крыша которого сработала как трамплин, и в следующее мгновение Мильтон понял, что летит. Темно-синий «Эльдорадо» взмыл над мостом, перелетел через перила и тросы и выбил центральное ограждение Посольского моста.

Машина, набирая скорость, летела с моста капотом вперед. Мильтон успел разглядеть реку сквозь тонированное стекло. И в это последнее мгновение, когда жизнь готовилась оставить его тело, ее законы вдруг нарушились. Вместо того чтобы нырнуть в реку, «кадиллак» вдруг рванул вверх и выровнялся. Мильтон удивился и крайне обрадовался этому обстоятельству. Он не мог припомнить, чтобы в магазине ему что-нибудь говорили о навигаторских возможностях машины. Более того, Мильтон и не доплачивал за них. Поэтому, отлетая от моста, он лишь все больше расплывался в улыбке. «Вот это и есть настоящий полет», — говорил он себе. Расходуя бог знает сколько топлива, «Эльдорадо» летел над рекой. Сверху было розовое небо, на приборной доске мигали зеленые лампочки. Мильтон почему-то раньше никогда их не замечал. Он вдруг увидел целый набор гашеток и переключателей. Салон машины больше напоминал кабину самолета, и Мильтон, сидя за штурвалом, совершал полет над Детройтом. И не важно, что видели свидетели и что писали на следующий день газеты. Мильтон Стефанидис, сидя в удобном кожаном кресле, наблюдал за тем, как приближается линия горизонта. По радио исполняли старую тему Арти Шоу, а Мильтон следил за вспыхивавшими и гаснущими красными огоньками на Пенобскоте. После целой череды проб и ошибок он овладел управлением летящей машиной. Как во сне с невыключенным сознанием надо было не столько поворачивать руль, сколько посылать ему мысленные приказы. И Мильтон свернул к суше. Он пролетел над «Кобо-холлом» и сделал круг над башней, куда однажды водил меня обедать. Почему-то он больше не боялся высоты и предполагал, что это связано с надвигающейся кончиной, на фоне которой отступал всяческий страх. Не испытывая ни головокружения, ни приступа потливости, он облетел Детройт и направился на запад, чтобы взглянуть на бывший салон «Зебра». На мосту же голова его уже была разбита о руль. Детектив, сообщивший моей матери о несчастном случае, когда его спросили о состоянии тела Мильтона, ответил просто: «Повреждения соответствуют последствиям столкновения машины, двигавшейся со скоростью семьдесят миль в час». Поскольку мозг Мильтона больше не испускал никаких волн, вполне понятно, что он забыл о том, что салон «Зебра» давным-давно сгорел. Естественно, его удивило то, что он никак не мог его отыскать. Единственное, что он обнаружил на этом месте, была пустошь. Казалось, город куда-то исчез: за одной пустой стоянкой следовала другая, столь же пустая. Но Мильтон ошибался. Кое-где уже проклевывалась трава и виднелись побеги пшеницы. Все внизу почему-то напоминало ферму. «Можно было все это вернуть индейцам, — подумал Мильтон. — Они бы построили здесь свои казино». Небо приобрело малиновый цвет, и город снова превратился в долину. Однако теперь вдалеке мигало что-то красное. Не на Пенобскоте, а внутри машины. Это был один из переключателей, который Мильтон до этого никогда не видел. И он знал, что означает это мигание.

И тут Мильтон начал плакать. В одно мгновение лицо его стало мокрым от слез. Он откинулся назад и в отсутствие свидетелей попытался выплеснуть из себя все свое горе. Он не плакал с самого детства и сам был удивлен звуком своих рыданий. Этот звук походил на рев раненого или умирающего медведя. Мильтон ревел в «кадиллаке», который снова начал опускаться. И плакал он не из-за того, что ему предстояло умереть, а из-за того, что я, Каллиопа, так и не была найдена, что ему не удалось спасти меня, что он сделал все возможное и так ничего и не добился.

Внизу вновь появилась река, и старый моряк Мильтон Стефанидис приготовился к встрече с ней. В самом конце он уже не думал обо мне. Следует быть честным и точно передать его последние мысли. Он не думал ни о Тесси, ни о ком-либо из нас. Времени на это уже не было. Когда машина нырнула в воду, Мильтон только успел удивиться тому, как все обернулось. Всю свою жизнь он учил окружающих, как надо поступать, а в результате сам допустил глупейшую ошибку. Ему даже не верилось, что он мог так обмишуриться. Поэтому его последними словами, произнесенными без страха и раздражения, а лишь с легким изумлением и отвагой, были: «Куриные мозги». И воды сомкнулись над ним.