Су Тун - Последний император

Выбирать остается лишь между жизнью и смертью, поэтому бояться нечего.

Мы были как стадо глупых овец, попавших в волчью стаю, и бежать было некуда. Как только городские ворота закрылись, по городским улицам рассыпались прятавшиеся в городской стене, домах и за деревьями солдаты Пэн. Промчавшийся мимо верхом с мечом наголо молодой офицер громко кричал: «Приказ государя Пэн: убивать, убивать, убивать, убивать!»

Последовавшая за этим кровавая резня проходила у меня на глазах. Солдаты Пэн убивали жителей столицы Се до самого вечера. Конники в синей одежде и белых шлемах носились из одного конца города в другой. Их обнаженные мечи стали темно-алыми от крови жертв, а на заляпанных кровью шлемах были видны куски плоти странной формы. По всему городу раздавались истошные предсмертные крики, кое-как одетые, со всклокоченными волосами, жители столицы разбегались кто куда. Несколько молодых людей решили в царившей вокруг неразберихе взобраться на стену, но их быстро настигли меткие стрелы, и они с криками агонии попадали на землю, как лавина камней при горном обвале.

Тому моменту, когда на постоялый двор у Южных Ворот ворвались несколько конников Пэн, в моем сознании предшествует какой-то пробел. Помню лишь, как Яньлан заталкивал меня в скирду соломы. «Здесь они вас не найдут», — говорил он, пытаясь запихнуть вместе со мной и малышку Юйсо. Но скирда была слишком мала для двоих и, когда Юйсо попыталась втиснуться рядом со мной, стала разваливаться. «Не бойся, Юйсо. Я спрячу тебя в этот большой чан». Это было последнее, что я слышал от Яньлана. Он быстро собрал солому, забросал меня, и я остался во мраке.

В темноту моего убежища донесся приглушенный топот подков из дворика рядом со зданием постоялого двора. Послышались душераздирающие вопли цирковых артистов, которые пытались спрятаться на деревьях, в курятнике и под повозками, потом под ударом чего-то тяжелого с треском разлетелся на куски большой чан. Я слышал предсмертные крики по меньшей мере пятнадцати человек из моей труппы. Судя по звукам, которые издавали умирающие, эти когда-то счастливые, простодушные бродячие артисты никак не ожидали, что на них обрушится такая беда.

Различить предсмертный крик Яньлана мне не удалось, вполне возможно, он пал жертвой резни на постоялом дворе, так и не издав ни звука: ведь с самого первого дня, когда он совсем юным появился во дворце, он всегда был таким молчаливым и застенчивым. После, на усеянном трупами дворе я нашел этот большой чан. Яньлан сидел внутри, его голова свешивалась с расколотого края чана, а раны на груди поразительно напоминали три красных цветка. Я поднял ему голову, чтобы теперь, когда все было кончено, его мертвое лицо смотрело в небо. Лучи весеннего солнца пробивались через висевшую в воздухе кровавую пелену и окрашивали в пурпур капельки еще не высохших у него на щеках чистых слез. На верхней губе и под висками у него, как и прежде, не было и намека на усы и бороду, он остался тем же юным евнухом, что и прежде.

Смешавшаяся с кровью вода в разбитом чане доходила Яньлану до колен. Вытащив его оттуда, я обнаружил в чане еще одно тело, это была восьмилетняя Юйсо. Ее лиловая куртка стала красной от крови, и она по-прежнему прижимала к груди свое миниатюрное и легкое эквилибристическое бревно. Ран на ней я не обнаружил, но похолодевшее тело девочки было уже бездыханным. Думаю, Яньлан закрыл Юйсо своим телом от мечей головорезов Пэн, но при этом задавил несчастного ребенка.

Вот я и потерял своего верного раба, посланного мне Небом. Яньлан погиб за меня, выполнив клятву, данную когда-то в Зале Чистоты и Совершенства. Помню, как он, тогда еще совсем недавно появившийся во дворце Се двенадцатилетний мальчик, сказал: «Я умру за вас, государь». И вот через много лет он действительно умер, взяв с собой мой единственный подарок ему — выкупленную за пятьдесят таэлей серебра чистую, как ручеек, малышку Юйсо. Думаю, это была его последняя любовь. И еще одно свидетельство воли Неба.

Резня прекратилась. Солдаты Пэн отставили свои притупившиеся мечи и собрались на городской площади пить вино. Еще один отряд верховых в черном собирал чудом оставшийся в живых столичный люд и гнал по направлению к дворцу Се. Я тоже шел в тесных рядах выживших, то и дело переступая через попадавшиеся на дороге тела. Одни в этом людском потоке плакали, другие тихо проклинали правителя Пэн Шаомяня. Шагая, я все время смотрел вниз на свои ладони. Они были красными от отпечатавшейся на них засохшей крови, и как я ни старался, стереть ее никак не удавалось. И тогда я понял, что это кровь других людей, и смыть ее будет весьма непросто. Это была кровь не только Яньлана и Юйсо, но и отверженной наложницы Дайнян, военного советника Ян Суна, придворного врачевателя Ян Дуна, а также всех воинов, погибших при защите границ царства Се. Я уже не сомневался, что именно их кровь запечатлелась у меня на ладонях неповторимыми линиями. Почему же тогда в списке приглашенных на казнь не оказалось одного меня? Меня, многогрешного, которому нет прощения? Сердце охватила внезапно нахлынувшая печаль, и я присоединился к плачу избежавших смерти столичных жителей. Первый раз с тех пор, как я стал простолюдином, по моим щекам катились слезы.