Су Тун - Последний император

Дело было накануне праздника «лабацзе». Погода стояла на удивление ясная и теплая. Все трое: я, Яньлан и Юйсо, восьмилетняя девочка из Цинси, — отправились в путь как бродячая цирковая труппа даже раньше намеченного срока. Конечным пунктом наших странствий мы, в конце концов, выбрали столицу, чтобы осуществить заветное желание маленькой Юйсо. Верхом на двух ослах, большом и маленьком, прихватив с собой канат и два бревна, мы покинули уезд Цинси и направились в центральную часть страны. Так было положено начало тому, что впоследствии прогремит по всей Поднебесной как Бродячий Цирк Царя Канатоходцев.

Первое публичное представление Бродячего Цирка Царя Канатоходцев состоялось на углу одной из улиц уездного города Сянсянь и имело небывалый успех. Помню, когда я легко скакал обезьяной по канату высоко в воздухе, мимо проплыло загадочное красное облако, которое, как мне почудилось, стало медленно кружить у меня над головой, словно оберегая циркового артиста из царской фамилии. Из толпы, собравшейся на улице посмотреть представление, то и дело раздавались крики одобрения, а некоторые из наиболее признательных зрителей, которым представление понравилось, проявили еще и благотворительность, набросав медяков в чашку для пожертвований. Какие-то люди, стоявшие на деревянной башне, громко кричали: «Давай, пройдись по канату! А ну прыгни! Сделай сальто-мортале! А ну еще раз!»

Там, на одной из улочек Сянсянь, где в воздухе витал дух торгашества и плотских развлечений, моя жизнь окончательно разделилась на две половины: одна, пора моего царского правления, уже лежала опавшим листком у стены дворца Се, где ей суждено было безмолвно сгнить, а в другой я явился миру на канате, натянутом в девяти чи над землей, не имеющим себе равных цирковым артистом. Что я слышал, там, на канате? Я слышал горестные завывания и радостный шепот северного ветра, слышал, как снизу, с земли, мне восторженно кричат мои бывшие подданные: «Шагай по канату, Царь Канатоходцев! Шагай! Прыгни! Крутани сальто-мортале!» И я шел, прыгал, выделывал сальто-мортале, и канат у меня под ногами оставался туго натянутым, не шелохнувшись ни на дюйм. Что я видел, там, на канате? Я видел, как под заходящим солнцем Сянсянь моя настоящая тень быстро увеличивалась, как откуда-то из глубин моей души вылетела прекрасная белая птица и величественно воспарила в свободном полете в просторы небес над головами столпившихся внизу людей.

Я — Царь Канатоходцев!

Я — птица!

Сянсянь слыл средоточием не знающего печали и забот веселья. И хотя на народ той зимой обрушивались, одно за другим, и нескончаемые тяготы войны, и природные бедствия, жители Сянсянь, погрязшие в разврате, по-прежнему искали увеселений. Однажды я стал свидетелем того, как один пьяный бросался, как безумный, за каждой женщиной, проходившей по кварталу красных фонарей, а несколько сынков богачей, окружив собаку, воткнули ей в зад ракету и подожгли длинный фитиль. Когда ракета взорвалась, обезумевшая собака стала носиться вокруг с бешеным лаем, и люди в страхе бросались от нее врассыпную. Просто в голове не укладывалось, как можно так обращаться с безобидным псом, какое в этом может быть развлечение.

У «Чарующего Феникса» по-прежнему было полно людей и экипажей. Я не раз задирал голову, глядя на неясные фигуры в окнах, подсвеченных фонарями, и слушая доносившиеся изнутри звуки флейты и шэна, переливы голосов незнакомых женщин, а также грубый, раскатистый смех клиентов борделя. Хуэйфэй к тому времени в «Чарующем Фениксе» уже не оказалось. Фонарь с именем «Чистая Девятая Сестра из Пиньчжоу» убрали, и его место перед входом заняли фонари с именами «Девица Ли из Тачжоу» и «Девица Чжан из Цисянь». Я прохаживался перед борделем, когда вышедший на улицу служитель снял один из фонарей и скользнул по мне взглядом:

— У девицы Ли гость, а вот девица Чжан свободна. Не желает ли благородный господин подняться и познакомиться?

— Я не благородный господин. Я — Царь Канатоходцев.

— Цирковой артист? — Служитель окинул мою одежду оценивающим взглядом. — Ну и что, что цирковой артист, были бы деньги, — хихикнул он. — В наши дни нет ничего более стоящего, чем заплатить за хорошо проведенное время. Как знать, ведь можно упасть с каната и разбиться насмерть, а если разобьешься, будет уже не до веселья.

— Я — Царь Канатоходцев и не разобьюсь никогда. — Подойдя к нему, я спросил, не знает ли он, куда делась Хуэйфэй. — Я заплачу, если скажешь, куда уехала Девятая Сестра, — пообещал я.