Дима Федоров - Отдыхай с Гусом Хиддинком - четыре анекдотичные футболяшки

– Сколько Юлию лет? – Николай Андреевич не смог удержать свою ревность в узде.

– Двадцать четыре. Уже старенький.

Такт, вежливость и манеры не были сильной стороной питерской девочки. И Римский-Корсаков страдал. Впрочем, большая часть страданий человека инициирована им самим. Ревновать не стоило.

Юлий ждал их в кафе, где курили, кажется, даже официанты. Зато там был Wi-Fi. Бесплатный. Без Интернета у Юлия жить не получалось. Никак. Поэтому Николаю Андреевичу не стоило тревожиться. Конечно, хладнокровный человек вообще не стал бы опасаться конкуренции со стороны персонажа с женским именем. Но композитор в последний раз имел трезвомыслящую голову до эскалатора на «Театральной», с которого неделю назад все и началось.

Все, что возвышалось над воротником рубашки Юлия, словно состояло из частей, позаимствованных у разных людей. И к тому же разных возрастов. (И даже разных полов.) Но вместе с тем уродливой его голову обзывать не стоило. Наоборот! Юлий всем своим обликом сигнализировал о принадлежности к племени красавчиков. Длинные вьющиеся волосы – правда, с проседью. Брови значительно темнее волос, но тонкие, будто выщипанные. Щеки подростковые, горящие, как бы принесенные с мороза. Рот крохотный, зато губы пышные. Глазки вроде маленькие, а ресницы над ними похлеще папоротника. Короче, Юлий смотрелся шедевром природы.

Впрочем, природа с удалью отыгралась на внутреннем мире художника. Это походило на месть. Только не ясно, за что. Юлий постоянно общался. То есть в самой общительности нет ничего предосудительного. Она сама по себе симпатична. К общительным тянутся окружающие. С общительными легко в компании. Общительным доверяют сокровенные мысли и даже тайны, за исключением государственных. Но Юлий был фанатиком общения. Из-за общения для него никого и ничего вокруг не существовало. Он одновременно набивал эсэмэски левой рукой, а правой чатился в ноутбуке. При этом его рот произносил короткие фразы, обращенные к ближайшим объектам. В результате он принадлежал всем вообще и никому в частности. То же самое, наверное, можно сказать и о любом другом шедевре мирового искусства.

Теоретически он мог нравиться женщинам. Но практического смысла это чувство было лишено. Дамам же хочется, чтобы на них обращали внимание… Но такой шанс мог им выпасть лишь в том случае, если бы дамы закидывали Юлию свои фотки через Интернет. Тут он даже мог восхититься, полюбоваться, провести сопоставительный анализ с живописными красавицами эпохи Возрождения. Но присутствие первоисточника рядом с ним в кресле или, страшно подумать, на ложе наслаждений вряд ли увлекло бы его дольше, чем на пять-шесть секунд. Именно столько требовалось времени, чтобы сказать одно предложение. Следующее предложение по духовному регламенту Юлия уже предназначалось другому собеседнику, счастливо приобщенному к какому-то современному средству коммуникации. Собственно, он даже не являлся собеседником. Его следовало называть жертвой. Юлий набрасывался на него. Информационно! Если Юлию не отвечали, то он нисколько не отчаивался и тут же выходил на охоту в виртуальном, сотовом и прочих пространствах.

Он поприветствовал Николая Андреевича и немедленно предложил обменяться номерами мобильных. Причем, видимо, для экономии времени сначала продиктовал свой, а потом попросил отзвониться ему. Композитор автоматически повиновался. Его голова была занята совсем другим. Там вибрировало наполненное ароматом Карининой мечты слово «выезд». Причем в довесок к нему воображение подрисовало тройку с бубенцами. На ее козлах восседал кучер в кафтане и бейсболке от Bosco di Ciliegi, одной рукой сжимавший вожжи, а другой гитару. Гитару, как успел разглядеть Николай Андреевич, семиструнную. Кучер даже пытался петь нечто гусарско-залихватское на цивилизованных просторах Европы, но Римский-Корсаков на этом усмирил воображение.

Карина хотела попробовать несколько коктейлей, а Юлий интересовался, за кого он болеет. Впрочем, можно было обойтись и без ответа, но на тот момент Николай Андреевич еще не осознавал, с кем имеет дело.

– А с Саврасовым? – Юлий изменил вектор общения, взяв вопрос словно из середины диалога.

– Расплатились. Он готов и дальше писать для нас. А ты уже сделал эскиз?

– Вполне нарисовалось. – Юлий не искал нужные слова, довольствуясь первыми попавшимися.

– А с цветовой гаммой что получилось?

– Корректно. – Юлий, кажется, процитировал эсэмэску перед отправкой. – Вот как рисовали. – Он развернул ноутбук в сторону Карины и композитора.