– Суд твой не принимаю – нет в нем истины.
– Roma locuta, res finite est [3], – отрезал папа и за–крепил анафему красной карточкой.
Гусев предположил, что судья намеренно пытается деморализовать нашу команду, удаляя капитанов. Сохатый уже ничего не предполагал – он просто впрыскивал в себя виски. Народ забрасывал плазму пивными бутылками и кружками – от гибели ее спасло защитное стекло, прикрученное хозяевами, тонко понимавшими нравы посетителей.
Минин и Пожарский выпустили Малевича вместо проворонившего Анри Попова. Болелы закидали поле рулонами туалетной бумаги, заботливо прихваченными из сортиров. Пока бумагу убирали, Кази даже успел размяться. Впрочем, от удара Анри не спасла бы и получасовая тренировка. Дал в самую «паутину». 2:2. Моуриньо нагло запрыгал вдоль бровки, явно провоцируя нашу скамейку.
Капитанскую повязку надел Достоевский и собрал вокруг себя команду – за ничью ратовал, наверное. А Сохатый ни к чему не призывал – даже к тому, чтоб выпустить Петрова-Водкина. Происходящее стало ему безразлично. Потому что он упился. Не буйно и развязно, а скорее мелодраматически. И теперь смотрел на происходящее с позиций вечности.
А вот Виктор Гусев категорически не хотел забывать, какой сегодня день на дворе. В национальный праздник проигрывать нельзя! Впрочем, он потихоньку и весьма умело начал подкладывать соломку – сравнил забитые мячи. У них оба некрасивые – с не–однозначных пенальти. У нас голы в результате ярких атак, было показано высокое исполнительское мастерство. И главное… Русские гении показали сплоченность, играли комбинационно, с выдумкой и с огромным желанием. Не сдавались ни при каких обстоятельствах. Не ушли в глухую оборону. Не… Вероятно, список добродетелей русских гениев не исчерпался бы до конца матча, но тут звезды мира забили. Корявенько. Как они еще могут забить! Затол–кали мяч с четвертого раза. Джеррард подсуетился – 2:3. И двенадцать минут до конца основного времени. И непонятно, что делать. Вдевятером.
Попробовали поддавить, но, естественно, не прокатило. Словили две контратаки и вообще растерялись. Облом по всем фронтам! Так и возились минут семь-восемь между центральной линией и штрафной. Одни ничего не могут, другие не хотят, потому что им и не надо ничего – и так ведут в счете. Даже ни одного шального углового. Объективно говоря, скукотища. Если бы Роналдинью не лыбился постоянно, то просто не на что смотреть, и так бы, наверное, и добегали бессобытийно, если бы на восемьдесят девятой минуте мяч не выкатился за пределы поля рядом с угловым флажком по правому краю атаки русских гениев.
Подумать только, за все предыдущее время игры мячик в этой зоне ни разу не выкатывался в аут, и маленький Йося лишь на восемьдесят девятой минуте смог приобщиться к происходящему. Ведь мальчиков, подающих мячи, для этой встречи тоже набирали из реально существующих детей. И настоящий, а не виртуальный Йося Цукерман с глазами на мокром месте от собственной невостребованности сидел у телевизора и ждал своего часа. И дождался!
* * *
Йося Цукерман был изгоем. Не потому что он был евреем. А потому что он был евреем, обожавшим футбол. Все его сверстники дружно пиликали на скрипках и прочих смычковых, играли в шахматы, в конце концов, тривиально занимались математикой, чтобы потом, в более зрелом возрасте, направить это увлечение в плоскость банковского дела. А Йося с семи лет пошел в футбольную школу. Родители и друзья родителей, чуть не разрывая на себе одежды, твердили, что спорт – занятие для гоев, что настоящий еврей не может посвящать всю жизнь столь низкому, животному занятию. Но Йося не желал их слушать. Он плакал, когда его заставляли отречься от футбола, он закрывал уши, когда в синагоге его корили благовоспитанные раввины, он…
Он стал изгоем и в футбольной школе. Там над ним издевались русские ребята, которые считали, что еврей не способен нормально играть. Если Йося передерживал мяч и запаздывал с передачей, то ему кричали, что он жадный жид. Если он отдавал в касание (и удачно отдавал), то его называли трусом – боится брать инициативу на себя, поэтому и стремится скорее от мяча избавиться. Короче, его везде травили. Но маленький Йося стоически переносил все невзгоды и тренировался до изнеможения. Он забивал, но команда не поздравляла его с успехом. И только вечно пьяный тренер Иван Мефодиевич, спотыкаясь на собственном языке, говорил: «Ты наш человек!»
Впрочем, Йося готов был терпеть все, что угодно, лишь бы гонять мяч. Пусть глумятся, пусть подкладывают гвозди в ботинки, но разрешают играть вместе с ними!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу