Санэацу Мусянокодзи - Счастливый каллиграф Тайдзан

И у Тайдзана, и у его жены лица были хмурые. Порой оба они бодрились, но мне казалось, что они делают страшное усилие, пытаясь не выставлять своих чувств напоказ. Иногда, когда я бывал у них, мне вдруг начинало чудиться нечто совсем уж несуразное – я слышал тихий, едва слышный смех бога смерти.

Однако на людях Тайдзан держался хорошо. Да это и понятно – ведь он был Тайдзан. Многие считали, будто он окончательно пришел в себя и даже окреп.

– Ну как, – спросил я его однажды, – сочинили текст для обелиска?

– Нет еще. Не стоит торопиться… Я ведь пока не собираюсь умирать.

И он рассмеялся своим тайдзановским смехом, в котором, однако, чувствовалась некоторая нарочитость.

После этого у меня появилась уверенность, что Тайдзан вопреки всему остался прежним Тайдзаном. Он не сдастся. Придет в себя, выздоровеет.

Да, бодрость к нему вернулась. Во всяком случае – внешне. Он снова стал усиленно работать, брать заказы. Но текст, который должен был стать кульминацией его творчества, никак не получался.

И вот как-то раз Тайдзан сказал мне:

– Когда они умерли… так внезапно… так страшно, мы с женой пришли в отчаяние… Да нет, отчаяние не то слово. Даже и не знаю, как передать все, что с нами происходило. У нас были свои планы, своя тайна. Никто этого не знает. Но тебе, если хочешь, я расскажу…

– Да, расскажите, пожалуйста! Прошу вас!

– Понимаешь… Мы же бездетные… Вот мы и решили усыновить их, как только они поженятся. Пусть неофициально, они же оба взрослые были… Но это не имеет значения… Мы с женой без конца о них говорили. Какие они оба хорошие. И как нас любят, удивительно просто, как они к нам привязались. Понимаешь – дети! Дети, дарованные нам небом! Радость наша была безгранична. Не говоря никому ни слова, мы присмотрели и купили участок земли, думали построить им дом. Они бы жили рядом с нами… Нет, это действительно был перст божий! Как раз в последнее время мы с женой горько сожалели, что у нас нет детей. И вдруг произошло чудо – появились они, один за другим.

Ты не знаешь, наверно, что у Токиэ не было ни отца, ни матери. А Накада был третьим сыном в семье. Вот мы и размечтались. Буквально с ума сходили от радости. Они – юные, влюбленные друг в друга и привязанные к нам, как настоящие, родные дети!.. Да, да, мы с женой с ума сходили от радости! Представляли – да так ясно, так реально! – каких чудесных внучат нам подарят посланные небом сын и дочь, мы только и говорили о них. И все думали, какой дом им построить. И радовались… Жена удивлялась, что Токиэ взаправду кажется ей родной дочерью. А как они любили друг друга, как счастлива была эта девочка!.. Как она привязалась к моей жене!.. А уж мы… О нас и говорить нечего. Такой подарок судьбы на старости лет!.. И вдруг все рухнуло. Моя жена… Нет, она не жалуется, ни о чем не говорит… Но я понимаю, каково ей. И мне ее нестерпимо жалко… Ладно, не будем больше об этом. Такова жизнь. Поманит счастьем, обожжет нестерпимой радостью и все разрушит одним ударом. У жизни и смерти свои законы. Смерть не знает милосердия. Но я ей не поддамся…

– Прошу вас, умоляю, не поддавайтесь! Что тогда будет со мной, со всеми нами?!

– Я и не собираюсь. Но откуда у человека, такая стойкость, такая уверенность?

– Откуда? Нельзя поддаваться – и все!

– Не поддамся…

Мы пожали друг другу руки. Не знаю, как это получилось. Тайдзан всхлипнул. А я разрыдался.

– Смотри, сам держись! – сказал Тайдзан, улыбаясь сквозь слезы.

И я подумал, какой удивительный, какой настоящий человек Тайдзан.

И все же состояние Тайдзана внушало мне тревогу.

После этого разговора я стал опасаться и за его жену. Но она, по-видимому, на себя не обращала внимания и всецело была поглощена заботами о муже. Во всяком случае, со стороны казалось, что внешне она нисколько не изменилась. Я удивлялся ее мужеству и не раз думал, что женщины гораздо сильнее мужчин. Но улыбалась она редко. А раньше с Фуруминэ-сан она частенько смеялась. Я ужасно мучился, ужасно страдал, видя ее молчаливое горе. И прекрасно понимал, что творится в глубинах ее души. Но когда я смотрел на Тайдзана, меня охватывало настоящее отчаяние. Он стал жаловаться на головокружение. Внезапно прерывал работу, уходил в спальню и ложился спать. Даже когда я приходил, его жена нередко говорила:

– Простите, он сегодня плохо себя чувствует, так что…

И я уходил, не повидав его. Раньше такого не бывало. Иногда, правда, мне везло – он принимал меня. Но госпожа Тайдзан на пороге спальни говорила: