Алиса Поникаровская - Рассказы

- Хочу-ча-ю, ча-ю, ча-ю, - мерно выстукивают колеса. - Ча-ю, ди-ча-ю, ди-ча-ю...

Включаются тормоза, колеса сбиваются с ритма и умирают. На сколько? Одному Богу известно. Богу? Что это? Зачем это? Смешно...

За окном - огни города вместе с кромешной тьмой. Окрошка из света и пятен, с напряженным ожиданием. С замиранием сердца и обострившимся слухом. А вдруг?.. Этот город не первый и не последний, сколько их было до, сколько еще.., но каждый раз - окрошка из света и пятен вместе с напряженным ожиданием: может, здесь?

Поезд стоит долго, ты уже устаешь ждать, ты не можешь больше, тебя развозит по стенам купе, размазывает по голым полкам, по грязному зеркалу, по тусклой лампочке под потолком, ты кричишь, но это едва ли похоже на крик, это не нарушает холод и тишину, это вязнет, липнет и тонет, тонет, тонет... И всегда в самый последний момент: все, не могу, не могу больше!!!, вздрагивает всем телом состав, поезд трогается, поехали... И ты снова понимаешь, что и на этот раз никого... Пора бы привыкнуть...

По листкам и фразам, по безумию букв дикими скачками, желая и ища...

- Маразм! - хохочет выщербленный рот, угодливо подставляя внутренности твоей ладони. Пальцы впиваются в скальпель, как в единственный выход, мгновение тормоза тает, и по руке уже течет черно-красная струйка, оставляя пятна на мятой скатерти. Кровь?.. Вино?.. Короткое облегчение - все, на этот раз все... Вой сирены - последнее, что ты слышишь.., опять успели - последнее, что ты думаешь, прежде чем провалиться в столь неведомое и столь желанное...

Поезд движется ровно. Ты отсутствующе видишь свою забинтованную руку, чистую скатерть на столике и знакомую черноту коробки, кажется, ставшей чуть больше, чем раньше... Ты принимаешь это как должное, так было всегда, пора бы привыкнуть...

Дымом сигареты расползается мысль, ты давно знаешь, что все соседние купе пусты, ты когда-то в наивной вере - по всем, с первого, до последнего... Это было? Наверное, да, но теперь это не нужно, остается лишь малость: в поезде так много вагонов, а вдруг... Но ты уже почти не веришь в это, и все же иногда.., а вдруг?.. Но страх сильнее тебя, коробочка понимающе кивает и распахивается, ты забираешься внутрь красной бархатной тряпки, привычно ощущая кожей ее шероховатость, такую нужную и бесполезную... Что желаете сегодня?

Все это уже было, было!!! Было много раз, много жизней и смертей, бесконечный поток и полное отсутствие выхода, ты это понимаешь с каждым разом все сильнее, но понимание не приносит облегчения, ты давишь его в себе, топчешь, бросаешь, крушишь, разбиваешь на мельчайшие частицы, и туда, за окно, в ночь, беспросветную и бесприютную, по одной, по капле, по крошке, все до конца... Рука привычно тянется к открытой пасти, к ухмыляющемуся рту, доигрывается песня, дописывается лист, и все кончается, чтобы начаться. Зачем?! Сколько можно?!!

Может быть, ты когда-нибудь решишься войти в соседний вагон, ты уже почти в готовности сделать это, ты поднимаешься, медленно идешь к двери и натыкаешься на собственное лицо в грязном зеркале, тебя кидает обратно: страх снова сильнее тебя - если в тех вагонах никого нет, то это хуже смерти... Навязанное одиночество, вечное одиночество в бесконечном изменении твоих рождении, это слишком, наверное, еще просто рано ставить точку, ведь будет еще город, будет еще день, будет, будет!!!

Черная коробочка удивляется твоей наивности, услужливо предоставляя увеличившийся набор инструментов для причинения боли, без которых просто не выжить...

Лист измазан жиром. Видимость или сущность? Каждую ночь за окном умирает снег, становится невидимым.

Ты живешь в доме с видом на кладбище. Ты живешь в одном большом окне, выходящем на кладбище. Ты живешь тем, что видишь каждую ночь, как умирает снег, становится невидимым...

Кто-то стучит в окно с той стороны. Ты отклеиваешься от стекла и за щеколду холодными пальцами, за то, чего нет и не было никогда, пальцы виснут в пустоте, потерянно и странно, а невидимый снег тает в твоих глазах цвета зеленого ветра, и кто-то уже сидит в том углу, наполняя комнату отсутствием...

Ты ставишь чайник на плитку. Чай цвета бледно-желтого хлеба, кто-то жадно глотает, обжигаясь кипятком, вызывая в тебе неопределенное желание выйти в умирающий снег, который уже становится невидимым, но кто-то вцепляется в тебя длинными острыми пальцами, и ты застываешь на стуле, тоскливо глядя в себя, пропуская сквозь струйки дыма беспорядочно движущиеся мысли, не рожденные никогда...