Утешительная мысль продержалась не более секунды под натиском мстительной реальности. Ее квартиру разбомбили. Ограбили. Не отнимая ладони от губ, Надин сгорбилась, медленно опустилась на колени; сумки и коробки соскользнули с плеч, ключи со звоном шлепнулись на пол. Господи! Нет, вы только посмотрите на это! На комод из орехового дерева. На разбросанные журналы. На розовую фольгу, порванную клочья.
Не поднимаясь с колен, Надин поползла вглубь квартиры. Пролитое вино, окурки, испачканные журнальные страницы, грязные следы — повсюду. К горлу подкатил комок величиной с яйцо. Надин стиснула зубы: к чему напрасно лить слезы. Встала, опираясь на стену. Трепеща, толкнула дверь в ванную, та со скрипом отворилась.
— О-о, — простонала Надин. — Нет, нет! — Слезы хлынули ручьем, несмотря на попытки удержать их. — О нет, — всхлипывала она.
Она начал метаться из комнаты в комнату, из кухни в гостиную, и на душе у нее становилось все мрачнее. Ее квартира! Ее чудесная квартира! Она создавала ее собственными руками, роясь на помойках, в комиссионках и на распродажах, пользуясь щедростью родителей, день за днем, год за годом, по кусочку, по вещичке. Все уничтожено. Запакощено. Разбито, разбросано и разграблено.
Надин спотыкалась о пустые винные бутылки и гнев закипал в ее груди, и дикий звериный вопль рвался из глотки. Крепко сжав кулаки, она открыла рот, зажмурилась и испустила вопль — не страха, но глубокой, незмутненной ярости:
— Сволочи! Подонки!
Машинально она принялась подбирать мусор: полупустые пивные банки, в которых плавали размокшие бычки. Кое-где валялась помятая одежда — чужая одежда. Двумя пальцами Надин подняла замызганную фланелевую рубашку, из кармана выпала пачка «Кэмела». Надин уронила тряпку на пол. Ее не ограбили — теперь ей стало ясно. Ничего не пропало. Напротив, прибавилось — грязи и мусора, часть вещей была передвинута, а часть разбита. Ее не ограбили — у нее погостили.
Фил.
Сволочь Фил.
Она знала, что так получится, не сомневалась ни секунды с того самого момента, как закрыла за собой дверь в субботу утром. Интуиция ее не подвела. Надин стало плохо. Ни капли, даже ничтожной капельки сочувствия не осталось в ее душе к Филипу Ричу. Теперь она даже радовалась смерти его родителей. И самоубийству невесты. И сгоревшему дому. Он это заслужил. И даже больше. Много больше.
Она лелеяла планы мести; в основном эти планы сводились к тому, чтобы разрезать мучнистое тело Фила на куски и скормить ему ему наиболее жесткие части.
— Сволочь, урод! — кричала она. — Скотина, подонок! — Пнув косяк, она упала на колени и завыла.
Надин голосила, молотила кулаками по стене, рыдала и кричала. Услыхав звонок в дверь, она мгновенно взяла себя в руки.
— Черт, — пробормотала она, убрала с лица намокшие от слез волосы и вытерла глаза.
Тяжело поднялась и, спотыкаясь, двинулась открывать. Но когда она открыла застекленную двери, ей явилось видение, которое, она знала, будет преследовать всю жизнь, видение, от которого у нее мурашки побежали по коже, колени подогнулись, ибо ничего более нежного и прекрасного Надин в жизни своей не видела. Все, что стряслось за последнюю неделю, — секс с Филом, наезд на него, разгромленная квартира, жалкие телефонные вопли, страх и ужас, безумие, горе и печаль, — все исчезло, когда он распахнула дверь и увидела на пороге Дига.
Он стоял перед ней в фартуке с оборками, в шапочке и глупо улыбался. В одной руке Диг сжимал свой драгоценный пылесос «Дайсон», в другой — мусорное ведро и щетку, а у его ног сидел крошечный, дрожащий йоркширский терьер.
— Я по объявлению, — ухмыльнулся Диг. — У меня отличные рекомендации. На радио-конкурсе меня выбрали лучшим чистильщиком года.
Надин зарыдала.
— Диг, — шмыгала она носом, уткнувшись в его плечо, — слава богу, ты пришел. Слава богу.
Он обнял ее, крепче и порывистее, чем обычно:
— Я скучал про тебе, — улыбнулся он.
Надин улыбнулась в ответ и заглянула в его добрые темные глаза, и боль куда-то пропала, словно и не бывало.
— Такое чувство, что мы с тобой сто лет не виделись. — Она глянула на дрожащего пса. — А это новая модель щетки для пыли?
— Нет, — развеселился Диг, беря пса на руки. — Это самая маленькая и самая безобразная собака на свете, а завтра утром маленький уродец уезжает в Честер. Правда, парень? — Пес испуганно глянул на Дига, словно его отправляли на бойню.
— Как? Один?
Диг с жалостью глянул на Надин.
— А, — догадалась она и у нее перехватило дыхание, — значит, Дилайла уезжает?
Читать дальше