Суад - Сожженная заживо

Сама я не видела этих людей, прогуливающихся по деревне с отрезанной головой своей сестры, я только слышала, как об этом рассказывала мать. Я была довольно взрослой, чтобы понимать, но мне не было страшно. Возможно, потому, что я сама этого не видела. Мне казалось, что в моей семье никто не может быть шармутой, что подобные вещи никогда не произойдут со мной. Провинившаяся женщина была наказана, а это нормально. Более нормально, чем девушка моих лет, задавленная на дороге.

Я не понимала, что простые пересуды, предположения соседей, даже ложь могут из любой женщины сделать шармуту и привести ее к смерти ради чести других.

Это то, что называется преступлением во имя чести, «Яримат аль Шараф», а для мужчин в моей стране это не является преступлением.

Родители Хуссейна пришли сватать Нуру. Они приходили много раз, чтобы обговорить этот вопрос, потому что у нас, когда женятся на девушке, ее покупают за золото. Поэтому родители Хуссейна пришли с золотом, они положили это золото на красивое позолоченное блюдо, и отец Хуссейна сказал: «Ну вот, половина для Аднана, отца, а другая половина — для его дочери, Нуры».

Если золота недостаточно, вопрос обговаривается. Обе части значительны, потому что в день свадьбы дочь должна продемонстрировать гостям то золото, за которое ее продал отец.

Все это огромное количество золота, которое будет надето в день свадьбы, не для Нуры. Множество браслетов, колье, диадема — все это нужно для ее чести и чести ее родителей. Это не для ее будущего и не для нее самой, но зато она сможет пройтись по деревне, а люди скажут, глядя на нее, сколько золота она принесла своим родителям. Если на девушке в день свадьбы не будет драгоценностей, это ужасный позор, как для нее, так и для ее семьи. Мой отец забыл сказать нам это, когда кричал на своих дочерей, что даже от овцы толку больше. Когда он продает свою дочь, он имеет право на половину золота!

Поэтому он может торговаться. Все это происходит между родителями, помимо нас. Когда сделка заключена, никаких бумаг не подписывают, принимается во внимание слово мужчин. И только мужчин. Женщины не имеют права голоса — ни моя мать, ни мать Хуссейна, равно как и будущая невеста. Еще никто не видел золота, но все знают, что договорились о свадьбе, потому что семья Хуссейна приходила к нам. Но не надо раньше времени вмешиваться, себя показывать, надо уважать торг мужчин.

Моя сестра Нура знает, что мужчина пришел к нам в дом со своими родителями, значит, вскоре она точно выйдет замуж. Она очень рада. Она говорит мне, что ей очень хочется красиво одеваться, выщипывать брови, ей хочется иметь собственную семью и детей. Нура очень скромная, у нее красивое лицо. Тем не менее, она беспокоится, когда мужчины обсуждают сделку, ей хочется узнать, много ли золота они принесли, она молит Бога, чтобы они сговорились.

Она не знает, на кого похож ее будущий муж, она не знает, сколько ему лет, она не спрашивает, каков он собой. Стыдно задавать такие вопросы. Даже мне, хотя я могла бы спрятаться где‑нибудь, чтобы посмотреть на него исподтишка. Может быть, она боится, что я пойду сказать родителям.

Через несколько дней мой отец позвал Нуру и в присутствии матери сказал ей: «Ну вот, ты выйдешь замуж в такой‑то день». Я при этом не присутствовала, потому что не имею права быть с ними.

Я даже не должна говорить: «Я не имею права», — оно, это право, просто не существует. Таков обычай. Это так, и никак иначе. Если отец скажет тебе: «Оставайся в этом углу на всю жизнь», — ты останешься в этом углу на всю свою жизнь. Если отец положит тебе в тарелку одну оливку и скажет: «Сегодня ты можешь съесть только это», — ты съешь только эту оливку. Очень трудно вылезти из этой шкуры покорного раба, потому что, будучи девочкой, ты рождаешься с этим, и в течение всего детства этот образ жизни, когда ты не существуешь сама по себе, а только подчиняешься мужчине и его закону, постоянно поддерживается отцом, матерью, братом. И единственным выходом из этого рабства кажется замужество, но и там становишься рабыней мужа.

Когда моя сестра Нура обрела так сильно желаемый ею статус, мне было, я полагаю, не менее пятнадцати лет. Но может быть, я и ошибаюсь, и даже намного, потому что чем больше я размышляю и стараюсь привести в порядок свою память, тем сильнее осознаю, что моя жизнь в то время не имела приметных вех, известных в Европе. Ни дней рождения, ни фотографий. Это была жизнь маленького животного, которое ест, работает изо всех сил, спит и получает побои. Затем наступает зрелость, то есть с этого времени малейший неверный шаг навлекает на твою голову гнев общества. Начиная с этого возраста зрелости следующим этапом жизни становится замужество. Нормально, если зрелость наступает в десять лет, а замужество совершается между четырнадцатью и семнадцатью годами, но не позднее. Нура уже приближалась к предельному возрасту для замужества.