Рю Мураками - Экстаз

Шофер лимузина — «вольво» цвета морской волны — ожидал меня у выхода из зала прибытия. В руках у него была табличка размером с открытку, на которой стояло мое имя: «Господин Миясита». Таможню я прошел без проблем. Я заметил одного-единственного служащего, который даже не дал себе труда взглянуть на мой паспорт. Было одиннадцать часов вечера, в такое время прибывали только пассажиры «конкорда». Я поменял в обменнике пятьсот долларов на франки и сел в лимузин. Шофер оказался азиатом. Я спросил по-английски его национальность. «Вьетнамец», — ответил он. Машина мчалась со скоростью сто восемьдесят километров в час, направляясь по автостраде к центру города.

По дороге я задремал и увидел кошмарный сон. Когда я открыл глаза, передо мной возвышался какой-то каменный монумент. Мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что это была Триумфальная арка. Естественно, она походила на те фотографии, которые я уже видел раньше. Я приехал в Париж в первый раз, но у меня было такое впечатление, что меня сюда притащили, а не то чтобы я оказался здесь по своей воле. Для меня Триумфальная арка всегда была символом чего-то далекого и несбыточного. Я уже спрашивал себя, правильно ли было вот так, походя, взирать на этот монумент, когда машина въехала на площадь, мощенную плиткой: «Площадь Согласия», — сказал вполголоса водитель. Площадь тонула в мягком оранжевом свете фонарей. Взглянув на противоположный конец площади, я заметил вдали Эйфелеву башню. Вдоль улиц дома выстраивались в безупречную линию. Это был город, который заставлял вас реально осознать законы перспективы. Я впервые открывал для себя городской пейзаж, который намного превосходил возможности невооруженного глаза и, казалось, душил меня, в то же время сообщая мне странное мазохистское чувство защищенности.

Отель располагался в четырех-пяти кварталах от Сены. От взгляда на величественные люстры, свисавшие с потолка, кружилась голова; их свет отражал мрамор, устилавший пол в холле. Стойка приемной казалась крошечной по сравнению с размерами всего помещения. Было уже поздно. Консьерж быстро уладил все формальности, дав мне заполнить карточку гостя. Лифт представлял собой редкостную древность, которая подозрительно кряхтела и поскрипывала, поднимаясь наверх. Вход в кабину преграждала металлическая решетка.

— Этот отель был построен триста лет назад, и если интерьеры много раз обновлялись, то все устройства и приспособления остались, пожалуй, с самой постройки, — объяснил мне подносчик, взявший мои чемоданы. — Особенно хочу привлечь ваше внимание к ванной комнате, у нее своя история, ее называют «римскими банями», — прибавил он.

Я дал ему десять франков чаевых, которые он вежливо принял, не скрывая благодарности. В окно открывался вид на фонтан, расположенный посреди внутреннего садика, и улицу, на которой совершенно никого не было. Я растворил окно. Вдали слышался приглушенный шум автомобилей. В комнату ворвался свежий сухой воздух с улицы, настолько сухой, что я почувствовал, как он проник мне под кожу. Я отошел от окна и направился в ванную. Взглянул на себя в зеркало. «Ну что, продержишься?» — спросил я у изможденного лица, моего собственного. Я уже совсем не понимал, что я здесь делаю, и, глядя на свое отражение, готов был заплакать. Разбирать чемоданы не было никаких сил. Я достал бумажник и вытащил остатки кокаина, насыпал дорожку и сразу втянул ее носом. Затем позвонил в Токио. Кейко Катаока ответила сонным голосом:

— Вы в Париже?

— Да.

— Там сейчас ночь, не так ли?

— Два часа.

— Что он вам сказал?

Я вкратце изложил ей свой разговор с Язаки. То. что, по его мнению, отличало их. ее и Рейко, поездку в Марокко. Потом сообщил ей то, что рассказал мне Ган. Я не упоминул ни о бомже-японце, уроженце кансаи, этом парне с длинными лохмами, ни о свертке, который передал мне Язаки для Рейко.

— Ах так! Он вам заявил, что Рейко ничего у него не взяла?

— Да.

— А вы, что вы об этом думаете?

Я не знал, что ответить. Я не понимал, какие чувства она испытывает по отношению к Рейко. Я только помнил, что она расплакалась, сказав: «Это все из-за этой девки… из-за этой девки…» — когда я сообщил ей, что Язаки стал бомжом.

— Не знаю, пригодится ли вам то, что я сейчас скажу, но знайте, что, когда мы вместе путешествовали, этот человек был невероятно богат. А потом он встретил Рейко Сакурэ и внезапно сгинул. Сейчас он бомж. Вот чего мне никак не понять.

Казалось, Кейко Катаока возмущена. Она как будто упрекала меня в том, что я ничего не разузнал, тогда как она отправляла меня именно за сведениями о Язаки и Рейко.