Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

Старшина катера, на котором разъезжал главный механик сплавконторы С. В. Ларин, Евгений Валентинович Симкин, на зимнее время превратившийся в разнорабочего, находился действительно в самом большом помещении «хозяйства» Сергея Вадимовича; был ли он под мухой, понять Нина Александровна еще не могла, но сразу повела себя с ним так, словно симкинское состояние никакого отношения к делу не имело.

– Товарищ Симкин, нельзя ли вас на минуточку?

– Почему нельзя? Можно… Привет, Нина Александровна!

– Здравствуйте, Симкин.

Старшина-разнорабочий наверняка был под газом, коли позволил себе так легко и панибратски поздороваться с Ниной Александровной, у которой только в прошлом году кончил девятый класс вечерней школы. Правда, учился он прилично, занятия пропускал редко, в особенном внимании не нуждался, но сейчас должен был бы держать себя построже. Фамильярность симкинского «привет, Нина Александровна!» можно было объяснить и его положением разнорабочего – только очень волевые и умные старшины катеров сравнительно легко переносили «превращение из богов в разнорабочих», как выразился однажды Сергей Вадимович.

Это на самом деле был трудный переход – превратиться на всю зиму из старшины катера в разнорабочего! Даже Нина Александровна, родившаяся и выросшая на Оби, до сих пор не могла освободиться от трепета перед капитанами пароходов и старшинами катеров. В краю, где «всего девять месяцев зима, но зато три месяца – лето», где зимой на самолет достать билет почти невозможно, а о постройке железной дороги до Таежного только ведутся разговоры, капитаны пароходов и старшины катеров до сих пор были овеяны дымкой романтики.

– Ваша жалоба рассмотрена, товарищ Симкин,– подчеркнуто сухо произнесла Нина Александровна и протянула старшине-разнорабочему лист бумаги с грифом «Депутат районного Совета депутатов трудящихся Таежнинского райсовета Нина Александровна Савицкая», на который она приклеила копию ответа мужа.– Вот, пожалуйста.

– Мало наказали бухгалтера,– сказал Симкин, небрежно перегибая хорошую плотную бумагу.– За такое дело надо бы увольнять с работы. Надо!… Я просто не знаю, что еще можно производить над такими хреновыми бухгалтерами…

Внешне Евгений Валентинович Симкин выглядел оригинально – длинное лицо, близко поставленные глаза, всегда удивленный вид и сутулая спина.

– Вы правы,– сказала Нина Александровна.– Вы правы, но я не думаю, что за одну промашку надо снимать с человека кожу…

– А кого же увольнять, если не бухгалтеров? – удивился Симкин.– Цельный день дурака валяют, сидят на бархатных тряпочках да про погоду балаболят… А рабочий человек – без копейки. Так кого же увольнять-то, как не ихнего брата?

И выпил-то Симкин, наверное, оттого, что превратился из старшины катера под номером 33 в разнорабочего. А каким роскошным мужчиной сделается Симкин, как только с верховьев Оби подует влажный ветер, пахнущий снегом и корой оттаивающих осокорей! Какие там бухгалтера мехмастерских – он собственной любимой жены не будет замечать, так как все-все на земле превратится для него в зеленый плес перед стеклом ходовой рубки да в гул двух мощных моторов. Как поголубеют глаза старшины, как широко развернутся плечи, окрепнет голос и как быстро исчезнут из речи нарымские древние словечки! О, благословенная «тридцатьтрешка»! Без тебя разнорабочий Женька Симкин только за первые двадцать пять зимних дней успел четырежды захворать – грипп, обыкновенная простуда и два чирия на шее,– а за время всей навигации Евгений Валентинович Симкин ни разу даже не чихнул…

– Вот уж никогда не думала, товарищ Симкин, что вы способны на демагогию! – сказала Нина Александровна и приблизилась к старшине на опасное для него расстояние, когда можно было уловить запах водки.– И не предполагала, что вы такой мелочный… Разве вы не знаете, что у бухгалтера Григорьева болен сын? И разве не вы мне однажды сказали после уроков: «Хоть в пекло, лишь бы не в канцелярии штаны просиживать!»?– Она огорченно махнула рукой.– Эх, Евгений, Евгений! – И в школьные времена и в рубке катера Симкин откровенно нравился Нине Александровне.– Надо кончить курсы токарей, чтобы устроить себе человеческую жизнь в ледовое время,– сказала она и помолчала.– Разленился, успокоился, остановился. Сам страдает и Лину мучает… А.как же ей не печалиться, если муж… Ну кто пьет в рабочее время!

Израненный и здоровый гул моторов – разбитых и отремонтированных – давно сделался привычным для слуха; из всеобщего шума теперь можно было выделить только буханье тяжелого лома в затоне, и Нина Александровна, конечно, вспомнила о Борьке: его, вероятно, не следовало пускать кататься на реку, если снова обдалбливали крупные катера.