Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

Дирекция сплавной конторы находилась в одноэтажном доме, имеющем форму буквы «п», обе ножки буквы были обнесены палисадниками, а в провале, то есть в перекладине, виделось резное крыльцо с шестью ступеньками; коридор в конторе, как ему и полагалось, был гулкий, пыльный, пропахший сухой бумагой и бензином – приходили механизаторы. Пробравшись сюда, Нина Александровна вспомнила, что муж, как он выразился, «окончательно и на все времена» покончил с методами давления и принуждения, заведенными стараниями Булгакова. В первый же день прихода в контору, с первого же слова нового главного механика в подчиненной ему службе поняли, что все изменится, хотя Сергей Вадимович в «тронной речи» говорил так: «Новой метлы не будет, товарищи! Принцип таков: каждый работает как хочет и как умеет, но результаты оцениваются кубометрами. Есть положенный кубометр – прекрасно, нет – привет с кисточкой. Так что на работе можно и не появляться… Прошу задавать вопросы… Понятно?… Спасибо за внимание!»

Через два-три месяца после «тронной речи» в службе главного механика на треть снизилось количество бюллетенящих, конторские женщины перестали в рабочее время бегать по магазинам, пожилые конторщики бросали курить, чтобы постоянно находиться в рабочей форме, а секретаршей начальника производственного отдела и главного механика сделалась – одна на двоих – красивая девушка, хотя по стране катилась повальная мода на пожилых безопасных секретарш. Звали секретаршу Ириной, имела она среднее образование, училась заочно в лесотехническом институте и одевалась модно на деньги отца – мастера сплавного участка.

В длинном коридоре дирекции сплавной конторы стояла деловитая тишина: не распахивались то и дело двери, не пробегали по коридору с озабоченными лицами служащие, никто никого не держал в коридоре за пуговицу и никто не ловил нужного человека; все работающие сидели на своих местах, делали тихонечко свое дело. Нина Александровна несколько мгновений постояла возле серой от времени стены; потом она неторопливо пошла в сторону приемной Сергея Вадимовича, из-за дверей которой тоже никаких звуков не доносилось.

Красота секретарши Ирины была такого свойства, которое для Нины Александровны не только не было опасным, но и надежно защищало,– девушка была скопирована с первой страницы журнала «Моды» прибалтийского издания. Блондинка, норманнский разрез глаз, длиннющие ноги и прочее…

– Добрый день. Начальство дома?

– Сергей Вадимович говорит с областью, подождите минуточку. Ой, простите, Нина Александровна, не узнала… Сразу не узнала.

Колыхаясь и покачивая бедрами, Ирина исчезла в кабинете, заставив Нину Александровну все-таки подумать: «Совсем безопасна» – и через мгновение появилась снова с театрально-деловитым лицом:

– Пожалуйста, Нина Александровна.

Сергей Вадимович сидел за громадным столом – «империей», как говорил он часто,– слева от него стояло несколько телефонов старинной и модерной вперемежку конструкции, лежал на стекле простенький бювар, и можно было заметить дань тщеславию – один из телефонов был такой, какие когда-то стояли на столах наркомов: высокий, облезлый, дребезжащий. При механике Булгакове все телефоны были немецкой марки, разноцветные, кроме того телефона, по которому можно было разговаривать с областью,– этот, конечно, при Булгакове был белым.

– Я не могу, гражданин хороший, сделать этого,– звучно говорил Сергей Вадимович в телефон своим обычным голосом и был привычно несерьезен.– Ей-богу, я не могу, хотя очень бы и хотел… О-о-о-чень! Ну конечно, конечно… Я отдаю себе отчет в грозных последствиях. Не могу, не могу! Пы-ры-вет!

Стараясь не слушать ерничание мужа, Нина Александровна приватно устроилась в низком кресле, а пока Сергей Вадимович укладывал на рычаг трубку, успела развернуть папку, вынуть из нее жалобу старшины катера Симкина и даже повернуть бумагу в сторону Сергея Вадимовича так, чтобы он мог прочесть первые строки.

– А, знаю,– пренебрежительно сказал он и энергично вышел из-за стола.– Симкин не только прав, но и долго тянул с жалобой… Изволь поглядеть вот эту пергаментину, товарищ депутат Нина Александровна.

На хорошей бумаге было написано, что служба главного механика извиняется за допущенные задержки в выдаче зарплаты и что бухгалтер мехмастерских Григорьев предупрежден; в каждой букве ответа на жалобу чувствовалось пижонство и зазнайство, но это тоже было данью моде – за последние годы на жалобы трудящихся старались отвечать не только молниеносно и правдиво, но и подчеркнуто высокопарно, а вот при механике Булгакове обязательно выдерживался двухнедельный срок, отведенный законодательством на прохождение жалобы.