Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

Вишняков сел, поправил тугой воротничок гимнастерки, усмехнувшись чему-то, затих в прямой и безмятежной позе – правильный, честный человек, открытая душа, распахнутое сердце, голубые глаза. Когда «железный парторг» окончательно затих, на противоположном торце стола раздалось блаженное хмыканье, заскрипел стул, и старшина катера Симкин врастяжечку произнес:

– Записать дом за Ниной Александровной – и точка!

Именно в это мгновение раздался длинный и громкий телефонный звонок, врач Альбина Семеновна жадно схватила трубку, прижала к уху. Сначала всем показалось, что произошло что-то серьезное, даже страшное, но напряженное лицо Альбины Семеновны начало постепенно смягчаться, продолжая слушать, она легкими движениями свободной руки уже поправляла волосы. Телефонную трубку положила медленно, выпрямилась, удобно устроилась на стуле и только теперь зряче посмотрела в зал и на соседей.

– По-моему, вопрос ясен,– деловито проговорила Альбина Семеновна.– Надо рекомендовать исполкому дать квартиру товарищ Савицкой, если она, конечно, напишет заявление…

– Подвожу итоги,– весело заговорил председательствующий Белобородов-Карпов…

В поссоветском коридоре по-прежнему было тихо и напряженно, темно и душно, женщины шептались, нервно ежились, некоторые торопливо курили. Нина Александровна после светлого зала для заседаний не сразу заметила директрису Белобородову и преподавателя физкультуры Моргунова, которые стояли в противоположном конце коридора. Директриса что-то оживленно говорила, Моргунов охотно и громко смеялся. Увидев Нину Александровну, директриса прервала разговор, а преподаватель физкультуры обрадованно бросился навстречу.

– Ну, поздравляю, Нина Александровна! – заговорил он.– По лицу Сергея Вадимовича вижу, что дело выиграно… Позд-равляю вас, Сергей Вадимович!… Ох, а мне все это еще предстоит!

– Бог не выдаст, Шубин не съест! – серьезно сказал Сергей Вадимович и пожал руку Моргунову, потом Белобородовой.– Должен сказать вам, товарищи, что на меня сия процедура произвела большо-о-о-е впечатление. Люкс! – Пошучивая, Сергей Вадимович положил руку на плечо Нине Александровне.– Вот кому предписана новая квартира! Нинусь, ты молод-ца! Мне все время хотелось кричать: «Шайбу! Шайбу! Шайбу!»… Дозвольте вас всенародно облобызать…

Сергей Вадимович ласково поцеловал в щеку жену.

– Я бегу, у меня навигация!

– Погоди, Сергей,– попросила Нина Александровна и взяла мужа под руку.– Я провожу тебя, вот только поздравлю Ивана Алексеевича с законным браком… Давай лапищу, Иван! Люция – хороший человек. Ты с ней будешь счастлив…

Спустившись с высокого поссоветского крыльца и продолжая держать Сергея Вадимовича под руку, Нина Александровна молча пошла рядом с ним, глядя перед собой,– прямая, напряженная. Пройдя два квартала по главной улице, она легким движением руки повернула Сергея Вадимовича в узкий и короткий переулок. Он сначала удивленно остановился, но, взглянув в побледневшее лицо Нины Александровны, беспрекословно пошел за ней. Теперь было заметно, какое у него усталое лицо. Сергей Вадимович работал с шести часов утра: успел побывать на рейде и в мехмастерских, провести диспетчерское совещание, десятки телефонных разговоров, принять уйму посетителей, решить кучу организационных и технических вопросов, поругаться с районным и областным начальством. Он долго не мигая наблюдал за Ниной Александровной, затем тихо сказал:

– Ты на меня еще никогда так не смотрела, Нина. Я понимаю: случилось что-то серьезное, но не знаю что… Объясни,пожалуйста, если можешь…

– Могу,– ответила она.– Дай только собраться с силами… Над левым плечом мужа сияло высокое чистое небо, на котором был распят крест заброшенной таежнинской церквушки; а верхней перекладине креста сидела взъерошенная сорока, Цеплялся за прозрачное облако обмылочек луны, дожившей до середины дня, воздух по-прежнему был неподвижен, мороз пощипывал мочки ушей. От Нины Александровны и Сергея Вадимовича падали на мерзлую землю резкие тени, и та тень, которая принадлежала Нине Александровне, была на полголовы выше мужской.

– Что с тобой, Нина? – переспросил Сергей Вадимович. Нина Александровна почувствовала, как стало горячо глазам, в горле сделалось узко, но плакать ей было невозможно: глаза были подведены черной французской краской и по щекам потекли бы серые грязные струйки. Поэтому она глубоко вздохнула, переждав спазму в горле, тихо сказала: