Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

– Изложите дело! – энергично предложил Белобородов-Карпов секретарше, и та быстро затараторила: состав семьи, социальное положение, прежние жилищные условия и прочее и прочее.

Она тараторила и тараторила, но секретаршу никто не слушал, так как члены жилищной комиссии все это знали давно. Когда секретарша закончила, Белобородов-Карпов, холодно поблагодарив ее, въедливо проговорил:

– Не понимаю вас, нет, окончательно не понимаю! Как это вам взбрело в голову рассматривать вопрос в отсутствие второй стороны? Где товарищ Булгаков? Немедленно попросите войти товарища Булгакова!

В коридоре Нина Александровна и Сергей Вадимович бывшего механика сплавной конторы не заметили, где он ждал Вызова, так и осталось загадкой, но появился Булгаков мгновенно, точно стоял у дверей.

– Здравствуйте, товарищи! – раскатистым басом поздоровался он и, не согнувшись в талии, сел на свободное место.– Я к вашим услугам, товарищи!

На Булгакове был серый костюм модного покроя – явно Влияние дочери Лили,– темная рубашка со светлым галстуком; щеки у Булгакова были выбриты до розовости, волосы расчесаны на пробор, и весь он был непривычно молодой, спокойный, важный, не суетливый.

– Изложите дело! – предложил Белобородов-Карпов.

Секретарша тем же нудным голосом и скороговоркой изложила суть заявления гражданина Булгакова, претендующего на ту же квартиру, что и теперешний главный механик сплавной конторы, и села на свое место, а председательствующий начал медленно, со значительным лицом рыться в бумагах, Что-то шепча и улыбаясь самому себе. Все остальные члены группы молча глядели прямо перед собой – думали свои думы. Нина Александровна наблюдала за ними…

Член комиссии Валентина Сосина сидела у торцевой части стола для заседаний, курила папиросу «Беломорканал», уголки губ у нее были опущены, глаза непонятно поблескивали. Валентина Сосина сегодня поднялась в половине седьмого, умылась в студеном общежитском коридоре холодной водой, выкурила натощак две папиросы, затем торопливо позавтракала чаем, большим куском свиного сала и копченой колбасой. В семь пятнадцать Валентина вышла из дома, в половине восьмого была на дворе мехмастерских, где получила от бригадира задание перенести на катер № 39 две бухты троса, набор новых инструментов и другую мелочишку; выполнив это задание, Валентина Сосина тем же бригадиром была направлена на катер № 16, где ей пришлось ручным насосом около часа откачивать воду из трюма. После этого Валентина торопливо побежала домой, надела праздничную одежду довоенного фасона и прибежала на заседание комиссии. Она так намерзлась, что не вытирала потный лоб – блаженствовала.

Члена комиссии домохозяйку Пелагею Петрову ввели в состав комиссии еще в то время, когда она работала поваром в орсовской столовой. Вскоре ушла на пенсию и сегодня, в день заседания, поднялась ровно в шесть, зная, что ее муж Иннокентий Егорович Петров, старшина катера № 4, неохотно ест хлеб государственной выпечки, подбила квашонку, растопила громадную русскую печку и примерно к семи часам подала на стол пшеничные калачи, теплые и пахнущие на весь дом осенью и солнцем. Муж Пелагеи Петровны в эти дни ровнешенько ничего не делал, так как его катер давно был отремонтирован и приведен в образцовую готовность, но к семи часам он проснулся, минут пятнадцать просидел на дворе в дощатой уборной, минут десять постоял на крыльце, разглядывая утреннее ясное небо, и, таким образом, за стол сел в половине восьмого. За завтраком муж мало разговаривал с Пелагеей Петровной, но дал ей задание купить папиросы и бутылочку постного масла – для чего ему понадобилось масло, неизвестно,– а потом снова лег постель, так как ему, мужу, предстояла навигация, в течение которой он несколько месяцев подряд будет недосыпать. Как только муж спокойно уснул, Пелагея Петровна рысцой побежала в орсовский магазин, купила селедку, мыло, килограмм сахара-рафинада, бутылочку постного масла и папиросы. Затем она вернулась домой, торопясь и нервничая, пробежала в третью комнату дома, где все еще спала младшая дочь Людмила – ученица десятого класса. Разбудив Людмилу и протянув ей школьную форму с пришитым белым воротничком, Пелагея Петровна бросилась в сенцы, так как в хлеве замычала корова у которой кончилось сено. Петрова собралась уж было переодеваться в праздничное, как явилась старшая дочь, что жила отдельно и была замужем за речником; пришлось заняться дочерью – выслушать длинный рассказ о муже, потом искать в сундуке какую-то старую фотографию дочери, которую она для чего-то хотела показать своему речнику. Когда дочь ушла и, казалось, можно было уже отправляться в поссовет, взял да и проснулся муж Иннокентий Егорович. «Мать, дай-ка кваску! – потребовал он.– Изжога у меня – хоть реви!» Пока муж пил квас, Пелагея Петровна стояла рядом, а потом сказала, что кончились деньги, мяса на завтра нет, на что муж, опять валясь в кровать, сонно ответил: «А я тебе не фабрика Гознак». Одним словом, пришлось перехватить десятку у соседки, на что ушло опять время – целых полчаса, так как соседка деньги всегда давала в разговоре о том да о сем. Поэтому Пелагея Петровна на заседание опоздала на двадцать минут, так и не успев позавтракать.