Эд Макбейн - Порочный круг

– Она.., неужели она так и сказала?

– Мне это не нравится. Совсем не нравится. Конечно, навредить она нам не сможет, Мэнни. Ей еще нужно будет все это доказать. Но у меня на тебя большие виды. Ты молод, парень, и ты один из моих лучших ребят. Однако истеричная девица в мои расчеты не входит.

– Я… Мне жаль, мистер Уильяме. Я с ней переговорю. Я…

– Переговоришь? – переспросил он. – Что за чушь! Неужели ты думаешь, тебе удастся ее разубедить?

Теперь он слегка разволновался. Встал и начал шагать по комнате взад-вперед перед столом.

– Если баба начала распускать язык, ее от этого не отучить. Разговорами дела не исправишь.

– Но…

– Если ты хочешь занять престижное место в нашей организации, ты знаешь, что делать. Растолковывать тебе не нужно, я надеюсь.

– Я.., я не понимаю…

– У тебя неделя, Мэнни. После этого твоя барышня откроет рот, и нам придется целый месяц отбрехиваться от полиции. Подобные мелочи выбивают меня из колеи.

– Неделя, – тупо повторил я.

– Плохо, что ты так к ней привязан, Мэнни. Очень плохо. Такие женщины тяжелым жерновом висят на шее мужчины. Если только вовремя не предпринять меры.

Я кивнул и встал. Когда уже дошел до двери, мистер Уильяме сказал:

– Ты можешь стать большим человеком в нашей организации, Мэнни. Настоящим боссом. Подумай хорошенько.

И я хорошенько подумал. Я думал об этом четыре дня, потом пытался поговорить с Бетти. Но мы так ни до чего и не договорились.

– И слушать не хочу, – сказала она. – Либо ты завязываешь с этим своим мистером Уильямсом, либо я иду в полицию. Вот так, Мэнни! С меня хватит!

– У тебя ничего не выйдет, – сказал я. – Беби, мы разбогатеем. Мы переедем отсюда. Мистер Уильяме…

– Я сейчас закричу! – громко предупредила она. – Если только ты еще раз упомянешь об этом мистере Уильямсе, я закричу!

– Беби…

– Заткнись! Заткнись, Мэнни! – Тут она начала плакать, а я никогда не знал, что делать с ревущими девчонками, поэтому оставил ее в одиночестве и пошел побродить по улицам.

Я нашел Терка и купил у него несколько сигарет с марихуаной. Для Терка марихуана означала кокаин. Никакого кайфа он от марихуаны уже не чувствовал, а продавал сигареты только для того, чтобы у него была возможность подставить свои лапы под шприц. Я закурил одну из сигарет, всасывая марихуану губами, смешивая ее с воздухом, чтобы глотнуть побольше. Улица стала длиннее, а дома, казалось, слегка наклонились, но кроме этого, я не почувствовал ровным счетом ничего.

Я закурил еще одну сигарету, докурил ее до мундштука, а потом поворошил в нем карманным ножом с автоматическим лезвием и сделал последнюю, самую крепкую затяжку. Теперь я просто летел по улице и позабыл совсем и о Бетти, и о ее длинном языке. Я словно сидел на большом облаке, а город был игрушечным городишком подо мной. И мне было так здорово. Черт, просто потрясно!

Но это длилось недолго. Ты кайфуешь, сперва тебя сильно забирает, но потом все проходит, и к тебе снова возвращаются старые проблемы. Если, конечно, ты не Терк. Тогда у тебя только одна большая проблема: где достать дурь, которая приносит забвение.

На шестой день я уже знал, что делать.

Вечером она ушла в киношку, а я бродил по улицам, прикидывая и так и эдак. Около одиннадцати я встал на пост в аллее рядом с ее домом. Я знал, по какой дороге она будет возвращаться домой. Армейский сорок пятый лежал у меня в кармане. Он был тяжелым, и моя ладонь вспотела, держа рукоятку из орехового дерева.

Я услышал стук каблучков и понял, что это Бетти, когда она была еще за квартал до меня. Она перешла улицу под светофором, и его свет танцевал в ее волосах, отбрасывающих маленькие искорки. Она шла как королева, расправив плечи, и ее точеные высокие груди топорщились под пальто. Ее каблучки стучали по асфальту, она подходила все ближе и ближе, и я вытащил револьвер из кармана.

Когда она вошла в аллею, я ласково шепотом позвал: “Бетти!"

Она узнала мой голос и оглянулась. Брови ее удивленно приподнялись, а губы слегка раскрылись. Я выстрелил дважды. Только дважды.

Револьвер дрогнул у меня в руке, и я увидел, что пули попали ей прямо в лоб, и она упала не вскрикнув, безо всякого шума. Я не оглянулся. Я перешел аллею и пошел к Восьмой авеню. Выбросил пушку в канализационный коллектор, а потом пробродил по улицам остаток ночи. Это была долгая, очень долгая ночь.

Вечеринка была в полном разгаре. Всю ночь я провел рядом с мистером Уильямсом, и он называл меня “мой мальчик”, а все парни ходили и посматривали на меня, и я мог читать их мысли: