Алеш Гучмазты - Матрона

Обессилив, Матрона держалась за невестку и, ощущая тепло близкого человека, едва сдерживалась, чтобы и вправду не обнять ее, но понимала, стоит сделать это, и невестка, расчувствовавшись, уже не сможет молчать — выложит прямо здесь, при Доме, все, что знает. Боясь этого, Матрона озиралась, словно помощи искала. Однако вокруг были только могилы, безмолвные и строгие; могильные камни стояли, теснясь, и, казалось, тоже держали друга за плечи. Среди старых могил резко выделялась новая — продолговатый холмик желтой глины. Казалось, будто желтый зуб торчит изо рта мертвого великана. Подумав об этом и содрогнувшись, Матрона сняла руки с плеч невестки и глянула в сторону мужчин, которые не спеша, ожидая, что женщины догонят их, шли в сторону села. Они задержались на кладбище — люди, наверное, уже сели за поминальный стол. Подумав об этом, Матрона подумала и о другом: «Поздно. Теперь уже поздно».

— Пойдем, дочка, — сказала она. — Неудобно опаздывать.

Однако невестка не тронулась с места.

— Матрона, — она пытливо смотрела на нее, — думаешь, я не знаю, что тебе есть о чем рассказать нам?

Надо было отвечать.

— Хорошо, — сказала Матрона, — когда вернемся домой, я все расскажу.

— Все?

— Все. Только не будем говорить об этом сейчас. И ты никому ничего не говори, пока не соберемся вместе.

— И Доме не говорить?

— И Доме.

— Ладно, — согласилась невестка и снова взяла ее под руку.

Уходя, Матрона еще раз взглянула на свежую могилу, яркой желтизной выделявшуюся на черно-зеленом фоне кладбища. Глина, лежавшая в холодной глубине земли и никогда не видевшая солнца, выбралась на поверхность и бликовала, ловя его лучи, радовалась, наверное, нежданному своему счастью и верила, что теперь всегда будет жить на белом свете.

Когда солнце спустилось к самым вершинам гор, когда стало вечереть, люди начали расходиться с поминок.

За столом Матрона сидела рядом с невесткой, но не могла при людях сказать ей, что не уедет сегодня, останется, побудет немного в своем селе. Когда же они встали из-за стола и к ним подошел Доме, она решилась наконец:

— Не обижайтесь на меня, пасть бы мне жертвой за вас, — она умоляюще глянула на него, — я, наверное, не поеду сегодня.

И Доме, и его жена с удивлением смотрели на нее.

— Почему? — спросила невестка.

— Утром, пока было время, я пошла посмотреть свои сенокосные участки, — она говорила то, что придумала заранее, готовясь к этому разговору. — Там, в одном месте, повалился забор. Хочу попросить кого-нибудь, чтобы починили, а то скотина все копны порушит.

Они попробовали отговорить ее, но она так просила, что им пришлось уступить.

— Когда за тобой приехать? — спросил Доме.

Она знала, он обязательно скажет это, и все же ждала, и, услышав, подумала, что соседям не придется посылать к нему вестника, о ее смерти он узнает сам. «Конечно, он будет переживать, — думала она, — но так и должно быть — кому же еще печалиться по матери, если не сыну?»

— Я сама доберусь, — сказала она. — Не беспокойтесь обо мне.

— О ком же нам тогда беспокоиться? — со значением произнес Доме.

— Мы приедем за тобой завтра вечером, — сказала его жена.

Все решилось, и Матрона, избавившись от необходимости выдумывать что-то, врать, облегченно вздохнула, но вздохнула еще и потому, что ей не хотелось так вот разом расстаться с Доме и его женой.

К ним подошел Солтан. За ним — Венера, а за ней — Ната и Чатри. Венера тоже решила остаться и пришла проводить Солтана.

— О, чтоб я пала жертвой за вас, — сказала Ната, обращаясь к Доме и его жене, — не такие вы гости, чтобы мы так просто отпустили вас!

— А почему мы должны отпускать их? — улыбнулся Чатри. — У нас дома нет, что ли, некуда пригласить?

Матрона все время думала о том, как бы зазвать сына к себе, но почему-то не могла решиться и теперь насторожилась, боясь, что Чатри перехватит его.

— Нет, нет, зачем же идти так далеко? — сказала она. — Наш дом — вот он, рядом.

Доме пытался сопротивляться:

— Неудобно после поминок идти еще куда-то.

— А разве мы куда-то идем? — упрекнула его жена.

Он понял свою ошибку и поспешил исправиться.

— Пойдем, — он взял Чатри за руку, — посидим немного, поговорим.

— Вы идите, — сказал Чатри. — Я чуть позже приду.

Войдя в дом первой, она огляделась наскоро и осталась довольна: чистота и порядок, даже воздух стал другой. Никто и подумать бы не смог, что еще утром здесь все было перевернуто вверх дном. Хорошо, что Доме не видел этого. «Теперь он знает дорогу домой и будет приходить сюда, — радовалась она, — будет приходить, когда меня уже не станет. И, придя, будет вспоминать меня. А человек и жив-то до тех пор, пока его помнят».