Алеш Гучмазты - Матрона

Обед понесла не Ната, а Венера.

Это была еще одна удача — можно по дороге расспросить ее, поговорить с глазу на глаз. Зять, он и есть зять — человек со стороны, чужак, при нем особенно не разговоришься. Матрона догнала Венеру на полпути. Та заметила ее еще издали и остановилась, положив узелок на землю и ожидая.

— Какой у тебя праздничный вид, Матрона! — улыбнулась Венера.

— А как же! Несу обед работникам, — Матрона обняла ее. — Как ты ononkmek`, Нене, и выросла как-будто! Наверное, в мужнем доме тебя не обижают.

— Да они на руках меня должны носить, но где теперь найдешь носильщиков? — засмеялась Венера.

— Если муж и жена друг друга понимают, им под силу и земной шар нести на руках.

— Ой, хорошо бы, да где они, такие мужья!

От молодой женщины веяло дыханием счастья. Стоило глянуть ей в глаза, как все становилось ясно.

— Ты бери его с собой, когда едешь сюда: надо же разобраться — зять нам получше полагался, или хватит и этого.

Венера улыбнулась:

— А он здесь.

— Он тоже на лугах?

— Да.

Они шли, беспечно болтая, и если Венера вела себя естественно, то Матрона вскоре почувствовала усталость от постоянной напряженности: уже дано пора было начать разговор о другом, о главном, но она никак не могла решиться, стесняясь почему-то и боясь, что Венера поймет ее по-своему и осудит, а то и посмеется про себя — тоже, мол, нашлась невеста, спятила на старости лет, замуж ей не терпится выйти. Матрона ждала, что Венера сама заговорит об этом, а та, наверное, ждала, когда ее спросят, и они шли себе и болтали о пустяках, как две подружки, встретившиеся после долгой разлуки.

Вскоре показались луга.

Увидев косарей, Матрона опечалилась. Как не знала она ничего, так и не вызнала, и все из-за собственной неловкости. Надо было расспросить Венеру, поговорить с ней, пока никого не было вокруг, а теперь все, конец, ищи другого случая. Озлившись на себя, придя в отчаяние, Матрона готова была пасть на землю, разрыдаться, закричать, махнув рукой на приличия: «О, люди, я устала быть всю жизнь одна, быть за мужчину и за женщину в своем пустом доме, делать то, чего я уже не могу, на что не хватает моих сил. Не бойтесь, я не прошу вас кормить меня, ухаживать, как за старухой, мне нужно совсем другое — хоть раз услышать от вас доброе слово, спросить о чем-то и получить добрый совет, в котором так нуждается моя беспутная голова. О, люди, люди, придите и посмотрите — я ведь тоже человек и тоже нуждаюсь в заботе и ласке. Я хочу слышать дыхание близких людей, тревожиться и переживать за них, гордиться и радоваться. О, люди, я уже дошла до края, я рассказываю вам о своей душевной боли, делюсь с вами самым сокровенным. Посочувствуйте мне, помогите узнать, этот парень действительно мой сын, или меня обманывает мое проклятое сердце. Многого мне не надо, знать бы только, что мой ребенок, сын мой жив и здоров, услышать бы хоть слово из его уст, и все, больше я ни о чем не прошу вас. Только бы узнать, что он жив, и больше мне ничего не нужно на этом свете».

Сердце ее колотилось, она едва сдерживала слезы, но, как и раньше, когда все накопившееся у нее в душе, выплескивалось безмолвным криком, ей стало легче вдруг, и вскоре она успокоилась.

Работа на лугу была в самом разгаре: уже высились четыре копны и поднималась пятая. Складывал их действительно зять, а Чатри и его маленький сын подавали сено. Ната же сгребала его с рядов. Зная, что пока не будет закончена пятая копна, обедать они не сядут, Венера и Матрона положили свои узелки под ствол ясеня с обрубленными нижними ветками. Их срубили, наверное, чтобы подложить под копны, но Матрона словно обожглась, увидев уродливые культи старого дерева, и подумала, вспомнив пословицу, что чужой рукой лишь колючки рвать. На своей делянке Чатри бы такого не сделал… Хотя бы листья собрал, отнес овцам.

— Ой, сколько у меня работников! — воскликнула она, приближаясь к мужчинам. — Дай Бог вам сил и здоровья!

Услышав ее, Ната выпрямилась, глянула сердито:

— А ты сама-то где прячешься, Матрона, где прячешься?!

— Мне же не привыкать, Ната, я всю жизнь в прятки играю! — Матрона улыбалась, но слова Наты были ей неприятны — можно подумать, что они задаром взялись помочь соседке.

Зять же, услышав их голоса, воткнул вилы в сено и заулыбался, радуясь приходу Венеры, конечно, ну и Матроне заодно, и она поняла его настроение и подыграла сама:

— Сынок, тебя не заморили здесь?

— А что мне будет? С зятя что взять?