Кирилл Чистяков - Фаза Урана

– Зато мы теперь свободные, – ответил Ф., – Зато мы теперь по-настоящему за границей. И ударная волна нас не достанет!

Я сел в траву прямо в поле. Облокотился об Эйфелеву башню. Достал сигарету и закурил.

– О! Родина, – заплакал я, – на кого я тебя оставил!

Утром служба «DHL» доставила в Дом два конверта из Дрездена – капиталисты сработали быстро. Один конверт предназначался мне. Другой – Варваре Архиповне.

Чтобы распечатать конверт, я зачем-то заперся в ванной. Извлек письмо, написанное по-немецки красивым каллиграфическим почерком. Почерк напоминал шрифт, которым когда-то писали слова «The End» в голливудских черно-белых фильмах. Письма, написанные от руки, я не получал со времен пионерского лагеря.

По-немецки (мой второй иностранный язык в школе). за исключением общеизвестных выражений из порнофильмов, я помнил почему-то только одну фразу: «Ich mochte über setzen meine Sommerferien erzelen» – «Я хочу рассказать о своих летних каникулах».

С языками у меня было туго. На уроках английского мы только и делали, что слушали пластинку, с которой диктор информировал нас о погоде в Лондоне. В Лондоне погода всегда была хреновая: стоял туман или шел дождь, или и то, и другое вместе. А еще мы разглядывали карту Британии, похожую на шахматную пешку. Когда, раз в полгода, приходила комиссия из районо, чтобы проверить наши знания, учительница раздавала нам текст, который мы долго репетировали. Как правило, мне опять-таки доставалась одна и та же фраза. Учительница посреди урока начинала что-то искать у себя на столе, и я, по сценарию, обязан был спросить: «What do you seeking?» – «Что вы ищете?»…

По-французски, даром что бабушка двадцать лет преподавала его в институте, я вообще не знал ни единого слова. По-украински говорил с акцентом. По-русски… Много ли сыщется на планете людей, которые уверенно скажут, что знают русский в совершенстве?

Я решил не мучаться, и от слепой соседки позвонил в бизнес-справку. Попросил сказать мне адреса переводческих бюро. Их оказалось не так много, как я думал. Только два: одно в Старом Городе, другое рядом с моим бывшим Университетом.

Придется мне снова покататься на метро…

Переводческое бюро «Полиглот» ютилось в том же здании, где было ателье по ремонту телевизоров. Дела у них, как видно, шли неважно. Меня встретили так, как будто бы я принес им заказ на перевод полного собрания сочинении Томаса Манна, включая письма. Даже кофе предлагали. Я отказался, и меня попросили зайти через час.

Я пошел пить пиво на летник, на тот летник, где часто собирались работники металлургического комбината после смены. Когда учился в Университете, мы на большой перемене ходили сюда с одногруппниками есть хот-доги. Как и два месяца назад из колонок играла латиноамериканская эстрада. Наверное, у них была только одна кассета. Если попаду сюда еще раз, то подарю им сборник «New Musical Express».

На улице стояла душная тишина газовой камеры. Казалось, было слышно, как переключаются светофоры на перекрестке. Машин почти не было.

Я знаю, многие считали это место уродливым, но мне оно нравилось. Макушки широких, коренастых труб металлургического комбината обволакивал густой, похожий на грибную шляпу дым. Три маленькие Хиросимы. Очень красиво…

– Какой странный текст, – сказала мне девушка-переводчик, когда я вернулся через час.

У девушки отсутствовала косметика на лице. Зато были длинные, давно немытые, волосы и майка с изображением Дженис Джоплин. Похоже, главная проблема ее жизни заключалась в том, что она родилась не в той стране и лишь спустя пятнадцать лет после шестьдесят девятого года: ей явно не хватало электропрохладительных кислотных тестов.

– Шестой виток спирали Носсака, – сказал я девушке. Я сложил лист перевода вчетверо и засунул в карман. На улице я читать не стал. Чтобы читать письма, написанные от руки, нужно иметь за пазухой одиночество…

«Мой дорогой друг,

Я решил написать Вам это письмо, поскольку, боюсь, краткость нашего телефонного разговора, русский язык, который, я, увы, почти забыл, и захлестнувшие меня эмоции, простительные старику, не позволили мне дать сполна ответы на интересовавшие Вас вопросы.

Не хочу Вас, мой юный друг, утомлять историей своей жизни. Отмечу лишь то, что родился я в Дрездене в 1924 году. Отец мой владел магазином музыкальных инструментов и с детства я помогал ему в его делах. Когда Гитлер пришел к власти, я еще был ребенком. Как хотелось бы мне написать, что я был чужд фашизму и Третьему Рейху! Но я жил, как все, думал, как все, и верил в то, во что верили другие. В 1942 году меня призвали на Восточный фронт,