Кирилл Чистяков - Фаза Урана

Прошел час. Я поднялся с кровати и оставил комнату. Дверь спальни Василисы была напротив. Я вошел туда.

Василиса бодрствовала. Она сидела на постели в ночной рубашке, поджав под себя ноги. Смотрела на меня.

– Привет, – сказал я, – вот, не спится.

– А ты отчаянный, – сказала Василиса и стянула с себя рубашку.

Утром, на рассвете, я, как и было оговорено, без приключений покинул особняк. Добрался до оливковой рощи, а оттуда двинулся на север по лесополосе. По одну сторону посадки тянулась пашня, а с другой – смоченный росой луг. На лугу паслись овцы. Они были пугливые, как персы при Марафоне.

На дверной ручке подъезда туго завязан льняной платок с зеленым узором. Какие-то ромашки. Вот, еще кто-то. Не я.

Мы шли по улице Старого Города. Я и Леня. Свернули в темный короткий переулок с красивыми домами начала прошлого века. Прошли еще совсем чуть-чуть и оказались в районе Университета. Надо же, подумал я. Всю жизнь провел в Старом Городе, а этой короткой дороги не знал. Как дурак, ездил в Университет каждый день на трамвае…

Вдруг с верхнего этажа квадратного дома вылетело желтое пианино и разбилось о мостовую.

– Пианино выбрасывают – потому что радиация? – спросил я у Лени.

– Нет, – ответил он. – Просто выбрасывают пианино. Радиация не причем.

Снова раздался шум. Из другого дома поменьше, тоже вылетело пианино и разбилось. Потом еще одно, и еще. Умирая, музыкальные машины, издавали долгий, тоскливый и протяжный звонок. Я закрыл голову руками, опасаясь, что неосторожный клавишный инструмент размозжит мне череп. Опять звонок. Раз. Два. Три. И еще звонок…

Меня разбудил звук электрического звонка. Звонили настойчиво. Я не вставал, не шел к двери. Сначала думал – уйдут. Потом решил, что если встану и открою, то все равно уже никого на лестничной площадке не увижу.

Наконец, я поднялся, натянул шорты и, шаркая, поплелся к двери. Щелкнул замок. На пороге я увидел милиционера. Молодой парень, года на два меня младше. Его синяя форма по цвету не отличалась от неба за окном.

– Можно войти? – спросил он и показал удостоверение.

Наливайко Олександр Юршович. Лейтенант. На фотографии у него был заспанный вид, он напоминал барбитурщика.

– Проходите, – сказал я.

На кухне я усадил милиционера на табурет. Сам сел на подоконник.

– Вы знаете, что ваш сосед из пятой квартиры умер? – начал Наливайко.

– Да… То есть, нет. Я видел платок на ручке подъезда. Когда это случилось?

– Судя по всему, вчера днем.

– Лейтенант, вчера днем я не был в городе. Ездил по делу в поселок Червоный Гай, люди могут это подтвердить. Я не буду ничего подписывать и не буду давать никаких показаний, – сказал я, еще до конца не проснувшись.

Лейтенант вздохнул:

– Вы слишком много смотрите телевизор. Я вас не допрашиваю и тем более не подозреваю. У вашего соседа остановилось сердце. В его возрасте такое случается.

– Вскрытие будет?

– Нет. В его возрасте вскрытие не обязательно. Родственники на вскрытие согласия не дали.

– У него разве были родственники?

– Да. Сестра.

– Сестра? – удивился я. – А я думал, она давно умерла.

– Вы, наверное, недавно живете в этом доме?

– Недавно. С мая.

– Его сестра живет в четвертой квартире. Как ее Варвара... -…Архиповна, – подсказал я и медленно сполз с подоконника на пол.

– Вы волнуетесь?

– Конечно, – сказал я, – не каждый день умирают соседи. Живешь рядом с ними. Здороваешься. А потом – раз, и их нет.

– Вы думаете, я не знаю почему вы волнуетесь? – хитро ухмыльнулся милиционер, и посмотрел в сторону моего мусорного ведра, откуда беззаботно и нахально выглядывал использованный шприц.

Я устало покачал головой.

– В детском саду взяли точку, – он внезапно повысил голос и стал брызгать слюной. – Ты думаешь, я не знаю, что вы все тут, наркоманы местные, там толклись с утра до вечера? Я таких, как ты, движков, за пушечный выстрел разглядеть могу. Боишься, что я твою дурь буду искать? Где ты ее прячешь? Тут – в холодильнике? В сливном бачке? – он сделал сценическую паузу, наблюдая за моей реакцией.

Никакой реакции с моей стороны не было. Разве может больной бубонной чумой переживать из-за обыкновенного герпеса? Ощущение, как в детстве: стоишь на узкой полосе бетона между двумя проезжающими трамваями – и знаешь же, что они тебя не заденут, но все равно не по себе.