Кирилл Чистяков - Фаза Урана

– А хочешь, мы поедем в гости к моей маме? – вдруг предлагает она.

– Если ты этим собираешься утешить поэта-неудачника, то зря. Я не хочу ни с кем знакомиться.

– Нет, Растрепин. Поэзия тут ни причем. Понимаешь, моя мама живет сейчас с дядей Сережей. Сергеем Алексеевичем. Это ее бой-френд. Он хороший, честно. Дядя Сережа – он бурильщик и они с мамой скоро уедут жить на север, в Россию, будут работать на нефтяную компанию.

– Очень романтично.

– Растрепин, ну не будь ты таким. Понимаешь, моей маме нужно знать, что она меня не одну оставляет, а с кем-то. Я уже взрослая, но она все равно беспокоится. Это тебя ни к чему не обяжет. Мне же нужно хоть кого-то показать. Ну же, Растрепин, OK?

– Нет, Аня. Не OK, – говорю я.

– Ну, пожалуйста.

– Ни за что!

Мы едем в такси в гости к Аниной маме. У меня на коленях лежит пластиковая упаковка с салатом «Улыбка». У Ани – коробка киевского торта. В коробке на этот раз и вправду торт, а не каска. Все эти продукты мы купили в супермаркете со скидкой, по акции.

Аня рассказывает, что ее мама с бой-френдом дядей Сережей познакомилась полгода назад. Переехала жить к нему – у него свой дом, пусть и небольшой. У Сергея Алексеевича есть сын от первого брака, недавно женился. Сын – сволочь. Приставал к Ане на своей собственной свадьбе, а жена его – на шестом месяце. Сергей Алексеевич и мама (Тамара Николаевна, между прочим) действительно очень скоро уедут на север в Россию. Дом оставят сыну дяди Сережи, а квартиру, где живет Аня – ей. Меня вся эта информация до неприличия не интересует, но я все равно слушаю, потому что слушать больше некого. Таксист, было, пробовал поболтать со мной о политике, но, к счастью, очень скоро разочаровался во мне, потому что я не знал, кто у нас в стране премьер-министр.

– Растрепин, расскажи и ты о себе чего-нибудь, – обращается ко мне Аня, когда ее семейная сага, наконец, подходит к концу.

– Что тебе рассказать?

– Кто твои родители?

– Мама преподаватель фортепиано в музыкальной школе. Папа – менеджер в строительной организации. Ничего выдающегося.

– А ты почему не работаешь?

– Меня уволили.

– Ты работу ищешь?

– Нет.

– Почему?

– По контракту фирма, которая меня уволила, должна до ноября выплачивать пятьдесят процентов зарплаты, если я, конечно, не найду новую работу. Оттого я и бездельничаю.

– А это сколько?

– Что сколько?

– Ну сколько ты сейчас получаешь?

Женщины всегда поражают своим неуемным финансовым любопытством: моя мама, например, понятия не имеет за какую команду играет Шевченко, зато прекрасно осведомлена о размере его жалованья. Я называю Ане сумму, которую сейчас получаю, и даже почти не вру.

– Ого! – говорит она, – Это в два раза больше, чем моя мама получает в больнице.

– Что тебе еще рассказать? – спрашиваю я, чтобы перестать, наконец, обсуждать денежные вопросы.

– Растрепин, расскажи, что тебе нравится, а что нет.

Я задумываюсь. Размышляю, что мне нравится, а что нет. Я люблю дождь, пиво, запах типографской краски (когда открываешь новую книгу), жареную картошку и «Динамо» Киев. Не люблю чернослив, боулинг, гусениц, щекотку и «Шахтер» Донецк (соответственно). Список получается нелепым, поэтому я отвечаю:

– Не знаю, не могу сказать.

Наверное, и у Ани нужно спросить, что ей нравится, а что нет. Но ее предпочтения и антипатии я и сам могу определить без особого труда. Ей нравится: молочный коктейль с клубникой, «Океан Эльзы», домашние животные, вязаные свитера и марихуана (даже если она будет отрицать, что ее пробовала). Не нравится: красный цвет, запах перегара, нефтяные компании, матюги и футбол (уж это-то я знаю наверняка). И я молчу.

– А почему тебя уволили, Растрепин?

– Не сошлись характералли. И давай не будем о моей бывшей работе.

– Нет, – не унимается Аня, – Ты все-таки объясни. Должна же я знать, кого к маме в гости веду.

– Ну как тебе сказать, Аня. Живи Гоголь в наши дни, он, наверное, вместо рассказа «Шинель», написал бы рассказ «Мобильный телефон». Такие дела.

Я знаю наперед, что путаный ответ заставит Аню сосредоточиться, и она хоть на время перестанет донимать меня вопросами. Так и происходит. И это неудивительно, особенно если учесть, что «Шинель» она не читала.

Не рассказывать же ей, как меня на самом деле уволили?…

За металлопластиковыми окнами, будто в аквариуме, плавал полуденный май. В банкетной комнате стоял оранжевый запах тюльпанов и желтый запах духов. Желтый запах был особенно стойким. По моим подсчетам, при производстве этих духов пострадало, как минимум, три кашалота.