Майкл Корда - Богатство

Роберт поколебался, словно хотел что-то сказать, затем повернулся и пошел по тропинке, быстро исчезнув за деревьями. Алекса ощутила себя одинокой и брошенной. Потом напомнила себе, что он, вероятно, прав – ей будет безопаснее, если она спустится вниз по склону, чем если останется стоять на гребне. Выстрелы сейчас раздавались ближе, и дробь периодически била по листве над ее головой, но у нее не было реального чувства опасности

Она двинулась вдоль разбитой каменной стены, ее ноги скользили по вырым палым листьям. Сразу за тропинкой камни в беспорядке валялись вокруг какого-то большого хвойного дерева – голубой ели – догадалась она. На ее родине такие деревья не росли, и оно чем-то напомнило Алексе картинку в детской книжке – ветки у него были такие густые и пушистые, что оно выглядело, как плотный конус – дерево гномов, эльфов и великанов. Когда-то здесь стоял дом – она видела очертания фундамента и рядом с деревом – каменную стену, теперь заросшую терновником. Алекса обогнула ее, потом на миг остановилась.

Вдруг по ее коже побежали мурашки. Она действительно чувствовала, как под шарфом волосы на ее затылке встают дыбом, пока она стояла. не в силах ни вздохнуть, ни двинуться, словно оцепенев. Она уверяла себя, что не стоит глупить – это всего лишь запоздалая реакция на шок от выстрелов, мертвых птиц, внезапного воспоминания о смерти отца. Алекса сделала глубокий вздох, но к запаху хвои примешалось что-то еще, что-то, от чего ей стало еще больше не по себе, знакомый едкий дымок, который вряд ли был здесь уместен.

Она сделала новый вздох, потом до нее дошло, что это дым сигареты, но не обычной сигареты. В запахе было нечто иностранное, более крепкое и резкое, чем в любом из известных ей американских сортов. Затем она узнала безошибочный запах "Голуаз", и в тот же миг вспомнила, что чувствовала этот запах у себя в комнате, будто некто, куривший "Голуаз", побывал там, пока она обедала.

И как только она осознала, что кто-то был у нее в комнате, то поняла, что не одна. До нее дошло, что она еще на гребне, а за деревьями палят полдесятка стрелков. Конечно, вероятность быть подбитой очень мала, она это знала – охотники целят вверх, когда птицы вспархивают над ними, а не между деревьев, но всегда есть возможность случайного выстрела, когда кто-то в излишней спешке нажмет на курок, или затвор окажется взведен, когда стрелок будет считать, что он спущен.

Она прижалась спиной к каменной стене и стала спускаться по склону. Затем, словно страх усилил ее чувства и заморозил все вокруг в молчании, заглушив выстрелы и лай собак, она с абсолютной ясностью услышала лязг ружейного затвора. Кто-либо другой мог его не расслышать, ибо он был не так уж громок, или с чем-то спутать, но она слышала тот же самый тихий, зловещий, смертоносный, роковой лязг в полной тишине, перед тем, как нажала на курок и выстрелила в отца, слышала его с такой же громкостью, как лавину или раскат грома, не чувствуя даже, как ее пальцы передергивают сталь затвора. Она не чувствовала его режущих краев, не замечала даже напряжения в своих пальцах, ибо затвор был устроен так, что взвести его можно было только с определенным физическим усилием. Она просто слышала лязг, так как, должно быть, и отец, за долю секунды до того, как ее оглушил более страшный звук…

В ее памяти один звук предшествовал другому. Она не д у м а л а об этом – она вообще не думала, но какой-то глубинный рефлекс заставил ее предчувствовать выстрел. Она обернулась, как раз вовремя, чтобы заметить человека, поднимавшегося из-за каменной стены вокруг старого колодца, и вовсе не удивилась, увидев, что он прижимает к плечу винтовку.

Она видела его с неестественной четкостью: смуглое лицо, темные очки, черные усы, на голове – вязанная шапка, похожая на матросскую, но камуфляжных цветов, рот решительно сжат, а может – в раздражении, что она так быстро среагировала, ибо он явно намеревался выстрелить ей в спину. "Mierda!" [48]– расслышала она его голос, и в том, пожалуй, был какой-то смысл, поскольку было в его внешности нечто латинское – вызывающе мужественная пышность усов, слабые челюстные кости, оливковая кожа, – нечто безошибочно тропическое, более сочетаемое с пальмами, чем с соснами и кленами, среди которых он прятался.

Эти мысли отчетливо пронеслись в ее мозгу, когда она бросилась на землю, и все еще не исчезли, когда она услышала выстрел и ощутила, как будто воздух над ее головой срезали раскаленным ножом. Она знала, что нельзя вскакивать и бежать, и в любом случае у нее не было силы в ногах, что, возможно. и спасло ей жизнь, поскольку инстинкт, требующий вскочить и бежать прочь от смерти совершенно естественен, и это, конечно, погубило бы ее. Вместо этого она прокатилась дальше по косогору, скользнула в неглубокий, забитый листьями овражек. В следующий миг перед ней взметнулся фонтанчик из листьев, грязи и камешков, когда вторая пуля ударилась в землю в нескольких дюймах от ее лица