Вэй Хой - Крошка из Шанхая

К ней нельзя было относиться равнодушно. Она сделала так много замечательного, даже совершила путешествие на Северный полюс и забиралась на большую высоту, чтобы снять фильм о гигантском леднике, который называется «Стена плача». Он получил такое название, потому что напоминает застывший во льдах водопад из слез. В Германии она возглавляла секцию кинематографии в Центре изучения Германии и Европы, одной из крупнейших творческих организаций страны. В Пекине и Шанхае прекрасно знала всех представителей кинематографическое андеграунда и режиссеров-авангардистов. Ее организация устраивала в Германии ежегодный фестиваль, куда приглашали самых разных художников из многих стран, в том числе и деятелей искусств из Китая. Ее творчество многим нравились, но лично я получила самое сильное впечатление от только что состоявшегося просмотра фильма под названием «Полет странствий».

Шамир заинтересовала моя работа. Я объяснила, что во всех моих произведениях описаны реальные события, происходившие в Шанхае – этом цветнике постколониализма.

– Один из рассказов перевели на немецкий. Если вам любопытно, я могу дать экземпляр, – предложила я.

Это отчасти было правдой. Рассказ перевел студент, который изучал немецкий язык и германскую филологию в университете Фудань и которому я нравилась. Он был в числе первых на курсе и еще до окончания университета уехал в Берлин.

Шамир дружелюбно улыбнулась мне. В этот момент ее лицо напомнило мне цветок, распускающийся под ласковым дуновением весеннего ветра. Она дала мне свою визитную карточку и сказала:

– Смотри, не потеряй! Еще увидимся!

– Что, дорогуша, влюбилась в Коко? – сострил Марк.

– А если и так? – отшутилась Шамир. – Она очень необычная девушка. Не только смышленая, но еще и хорошенькая. Отчаянная баобеи … Бьюсь об заклад, она способна сказать и сделать, что угодно!

Ее слова задели меня за живое и подействовали как удар электрического тока. Для меня всегда было непостижимым, почему все без исключения женщины так проницательны, так хорошо, с первого взгляда, способны проникнуть в самые потаенные уголки другой женской души.

Слова Шамир невольно сблизили нас. Стоя в тени деревьев у входа в бар «Парк 97», мы обнялись и поцеловались на прощание. Ее влажные, зазывно открытые губы манили, и когда мы соприкоснулись кончиками языка в длительном и томном поцелуе, я внезапно испытала невыразимое порочное наслаждение. Сама не пойму, почему с этой малознакомой женщиной я отбросила обычную сдержанности перешла грань, отделявшую болтовню от близости и дружеский прощальный поцелуй от страстного.

Неожиданно уличный фонарь мигнул и погас. Тело налилось свинцовой тяжестью, сознание уплывало. Она прикоснулась к моей груди и сквозь бюстгальтер нежно тронула тугой, как бутон, сосок – а другой рукой ласково провела вдоль бедра.

Фонарь снова зажегся, и я очнулась от опьяняющего сна, стряхнув с себя наваждение, искушающее неизведанным соблазном. Все это время Марк стоял рядом и не без любопытства молча наблюдал за нами.

– Ты – прелесть. Жаль, что я завтра уезжаю в Германию, – тихо сказала Шамир. Затем она обняла Марка. – До свидания.

Сидя в «БМВ», я все еще не пришла в себя.

– Совершенно не понимаю… что же это было, – пролепетала я, нервно поправляя волосы.

– Ну, во-первых, ты была под впечатлением от ее фильма, – успокоил Марк, поднес мою руку к губам и поцеловал. – А вообще-то поцелуй двух чувственных женщин – захватывающее зрелище. И вполне объяснимое: ведь вдохновение в своей основе всегда чувственно.

В его словах не было и намека на мужской шовинизм, скорее, наоборот, в них звучало понимание.

Невольно тронутая его словами, сомлевшая и до крайности возбужденная, я словно парила в облаках до самого приезда в его огромную, вкрадчиво-порочную квартиру. Ее необъятность сводила с ума. Я включила стерео, поставила пластинку с сучжоуской балладой в исполнении Сюй Лисянь [102], сбросила с себя одежду и прошла в спальню.

Марк вспомнил, что у него в холодильнике есть мое любимое желе из голубики, и жестом попросил меня подождать. Он сходил на кухню, оттуда донесся звон посуды, и появился на пороге спальни обнаженный с тарелкой фруктового желе и серебряной ложечкой в руках.

– Попробуй кусочек, детка, – сказал он, поднося ложку к моим губам.

Желе было восхитительно вкусным, мы по очереди с наслаждением глотали его с одной ложки, а потом рассмеялись. Он опрокинул меня на кровать и, как пещерный человек, зарылся лицом в мои бедра, изводя сладкими, томительными поцелуями.