Вэй Хой - Крошка из Шанхая

Уже и не помню, сколько раз мы занимались любовью той ночью. Исступление было настолько всепоглощающим, что под конец не помогала даже смазка: и к наслаждению примешивалась боль. Марк был немилосерден и ненасытен, как животное; как солдат, отчаянно идущий на прорыв, забыв о смерти и усталости; как палач, истязающий приговоренную жертву. Но неутолимое влечение снова и снова бросало нас в объятия друг друга, и невозможно было определить грань между страстью и страданием.

Да, женщина действительно способна упиваться мужской жестокостью. Ее плоть часто существует отдельно от разума, в другом измерении, обладая собственной памятью. Эта чувственная память с непостижимой точностью запечатлевает каждую встречу с мужчиной. И даже по прошествии многих лет, когда страсть и все связанные с ней события безвозвратно канут в прошлое, задремавшие воспоминания тлеют где-то в глубине души, как угольки. Когда вы предаетесь мечтам или размышлениям, гуляете по улицам, читаете, разговариваете с незнакомцем или занимаетесь любовью уже совсем с другим мужчиной, в любое из этих мгновений уголек может вспыхнуть полузабытым пламенем и напомнить о былом. Так и я храню в себе чувства, которые испытывала с каждым из мужчин, встретившимся на моем жизненном пути.

Когда мы с Марком прощались, я сказала ему об этом. Он крепко обнял меня и прильнул так близко, что его влажные ресницы коснулись моей щеки. Мне не хотелось смотреть, как плачет мужчина, которого я больше никогда не увижу.

Я с трудом подняла необъятную сумку, доверху набитую подарками: пластинками, одеждой, книгами и всякими безделушками. Сумку, полную бесполезных пустяков – все, что мне оставалось от любви, сводившей меня с ума.

Я махнула ему рукой на прощание. Когда дверца такси захлопнулась, Марк еще раз бросился к машине.

– Ты правда не хочешь проводить меня в аэропорт?

– Нет, – я отрицательно и непреклонно покачала головой.

Он нервно взъерошил волосы.

– Что же я буду делать целых три часа? Боюсь, я не выдержку и снова приеду, чтобы еще раз увидеть тебя!

– Нет, не приедешь, – улыбнулась я с видимым спокойствием, хотя меня трясло, как в лихорадке. – Из аэропорта ты позвонишь Еве или еще кому-нибудь. Будешь думать о близких. А потом, всего через каких-то десять с небольшим часов ты с ними увидишься. Они наверняка будут встречать тебя в аэропорту.

В крайнем возбуждении Марк все теребил волосы. Потом склонился к окну машины, чтобы поцеловать меня.

– Ладно, ладно, бессердечная ты женщина!

– Забудь меня… – произнесла я едва слышно, закрыла окно и велела таксисту трогаться с места. Чем быстрее минуют такие тягостные моменты, тем лучше. Их нельзя затягивать, ибо они причиняют острую боль. Особенно если впереди нет общего будущего. У него жена и ребенок, он уедет в далекий и недостижимый для меня Берлин. Мне этот город кажется таким же нереальным, как кадр из фильма или сцена из романа. Современный индустриальный и вместе с тем сентиментальный город, окутанный серо-голубой дымкой. Почти видение… Слишком далекий и чужой…

Я ни разу не обернулась и не взглянула на Марка, понуро ссутулившегося на тротуаре. Но и возвращаться в квартиру Тиан-Тиана тоже не было сил. Я попросила таксиста отвезти меня к родителям.

Лифт опять не работал, и я тащила огромную тяжеленную сумку с первого этажа на двадцатый. Ноги были словно налиты свинцом. Наверное, человеку, впервые высадившемуся на Луну, шаги давались с меньшим трудом. Казалось, я не выдержу и вот-вот упаду в обморок где-то на полпути. Но я надрывалась изо всех сил и карабкалась наверх, не останавливаясь ни на секунду. Больше всего на свете мне хотелось добраться домой.

Задыхаясь, я забарабанила в дверь. Открывшая мне мать не поверила своим глазам. Я бросила сумку у порога и обняла ее.

– Мамочка, я так проголодалась! – произнесла я и разревелась.

– Что случилось? Господи, что произошло? – Она бросилась в кабинет отца. – Коко здесь. Скорее иди сюда и помоги нам!

Несказанно удивленные родители отвели меня в спальню и уложили отдыхать. Они даже не представляли, что творилось у меня в душе. При всем желании они были не в состоянии понять тот шумный и бурный мир, в котором я жила, его ничтожность и сиюминутность. Они даже не подозревали, что друг их дочери – наркоман, и что она только что рассталась с любовником, улетевшим в Германию, что она пишет довольно сумбурный, но откровенный роман, где было полным-полно метафизических рассуждений и неприкрытого секса.