Умирать-то, говорю, как страшно, к слову сказать! Слёзы, моря, чайные ложки, а потом – тссс! – тишина и больше ничего. Слышал про такое, Миш? Однажды была у нас в квартире, как говорили, утечка газа – и кто-то из родных спичкой чиркнул, его и опалило. Криков-то было, ты бы видел, скорая приезжала, я только разглядеть не успел, кого она забрала, всё носился беспорядочно по квартире и мешался под ногами в коридоре, на меня прикрикивали и чуть не наступали. Ну ничего, вроде все живы остались, а то как подумаю, жутко становится – все бы, вшестером в трёхкомнатной квартире, все бы на воздух взлетели, если бы чуть больше газу утекло – ты себе представляешь? И сестра, и родители, и дедушка-бабушка – все чуть не умерли! Я сам чуть не умер!
Миша лупит глаза и неуверенно вопрошает: «И… ты не умер?» и внимательно ко мне присматривается. Я сам не свой от непонимания: кажется, этот медведеподобный человек ещё не знает, что такое смерть. Конечно же не умер, ты не видишь что ли? Миша жмёт плечами или что-то в этом роде.
Вот в чём дело, вот почему все такие весёлые, а я такой угрюмый: они ещё не знают . А может и вообще не узнают, проживут себе всю жизнь радостными и глупенькими (по возможности смягчим слово, хотя всё равно довольно грубо, однажды я маме сказал: «Ты что, глупенькая?» – и она очень расстроилась). А я знаю, я знаю, что такое смерть! Вот так удача!
Я начал бегать вокруг веранды, размахивая руками вокруг головы и крича несуразицу. Не знаю, зачем. Прибежал кто-то ещё из товарищей по несчастью: они крутили пальцами у виска, а я подбегал к ним и кричал: «Я знаю! Я знаю!» и продолжал бег. Когда подошла какая-то из злых тёток, я с разбегу наскочил на ствол дерева и с небывалой ловкостью взобрался на какую-то ветку, до которой никто не мог дотянуться.
Я знаю! Я знаю! На весь мир я смотрел сверху вниз, впервые в жизни осознавая свою значимость, обособленность, мощь. Казалось, на меня смотрят не только человек тридцать товарищей и несколько слишком добрых женщин, но и соседствующие «веранды», деревья, кусты и клетчатые девятиэтажные дома.
Озадаченные, работницы детского сада (все как одна, с ярко накрашенными губами и голубыми глазами) находили себя слишком солидными, чтобы карабкаться на дерево. Пришлось вызывать электрика из близлежащего ЖЭКа, который поставил под моей веткой стремянку и спустил меня с небес на землю. Но сколько бы они не отпаивали меня чаем и не измеряли температуру, им было не понять моего чудного открытия, о котором я не мог объясниться.
Сумерки, заснеженный склон горы. Уставший лыжник стоит и любуется на пейзаж, отпивая из термоса. Звучит крайне умиротворяющая музыка, и турист то ли видит на самом деле, то ли ему мерещится – зеленоватая в ярко-жёлтый фрактал бабочка парит среди ветвей близлежащей ели, увешанной, кстати, ещё и рождественскими украшениями. Вдали виднеются огни деревенских домиков и шикарной гостиницы.
Вдруг турист оборачивается, услышав подозрительный шум. Приняв приближающуюся фигуру за своего знакомого, он радостно окликает его, но когда ему удаётся разглядеть, кто перед ним, он оборачивается и пускается в бегство.
Наутро – яркий солнечный свет – хладный труп лыжника обнаруживают в какой-то паре сотен метров от гостиницы, где царило праздничное веселье. Мертвеца обнаруживает одна из постоялиц отеля – широко известная в узких кругах певица кабаре, по совместительству пышная блондинка и хрупкая любительница приключений. Несмотря на свой бойкий характер, молодая дама кричит и закрывает лицо руками. Лыжник изуродован до неузнаваемости. Другой турист – статный и статусный красавец в меховой шапке – определяет на глаз, что убитого изощрённо истыкали лыжной палкой, причём понадобилась для этого нечеловеческая сила. Кроме того, в определённых местах туристу нанесены рваные раны другим острым предметом, который без надлежащей экспертизы установить невозможно. У собравшихся туристов сильно испорчено настроение и аппетит.
В гостинице глинтвейн течёт рекой, люди играют в азартные игры за бархатными столами, дамы кутаются в лисьи меха. За одним из столов собралась интеллигентная компания: та певица, тот статный господин, старенький доктор с трубкой, а также скептически настроенный ко всему аристократ, которого все называют просто бароном. Они ведут возвышенные беседы, пытаясь отвлечься от неприятной утренней находки, восхищаются игрой местного пианиста, etc. Между статным господином и певицей возникает заметная взаимная симпатия, однако её же берётся окручивать барон: водит её восхищаться пейзажем в зимний сад, рассказывает какую-то дребедень о ходе звёзд и древнеегипетской астрологии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу