Агота Кристоф: Вчера

Мы садимся в ее машину. Она ведет быстро. Наконец останавливаемся перед виллой. Входим в современно оборудованную кухню. У нее в доме все современное. Она наполняет стаканы, и мы усаживаемся в гостиной, на большом диване.

Потом она отставляет стакан и целует меня в губы. Медленно раздевается.

Она красива, намного красивее всех женщин, которых я встречал в своей жизни.

Но это не Лина. Она никогда не будет Линой. Никто никогда не будет Линой.

На процессе Иштвана присутствует целая куча его соотечественников. И его жена тоже здесь.

Иштван приехал сюда в ноябре прошлого года. Он снял крошечную двухкомнатную квартирку, где ютились они с женой и их трое детей.

Его жена нанялась уборщицей в страховую компанию, владевшую большим зданием. Каждый вечер она убирала офисы.

Спустя несколько месяцев Иштван тоже нашел работу, правда в другом городе; он стал посыльным в ресторане, и хозяева были им довольны.

Но раз в неделю он отправлял сверток жене и детям. В свертке были продукты, украденные им в кладовой ресторана. Его обвиняли также в том, что он запускал руку в кассу, но он это отрицал, и это не было доказано.

Однако в тот день на суде речь шла не только о мелком жульничестве. Будучи заключен в тюрьму в ожидании процесса, он в один прекрасный вечер оглушил сторожа, сбежал и явился к себе домой. Жена была на работе, дети спали. Иштван хотел дождаться жену, чтобы бежать всем вместе, но полицейские опередили его.

— Вы приговариваетесь к восьми годам заключения за нападение на сторожа. Я перевел. Иштван взглянул на меня:

— Восемь лет? Вы правильно поняли? Сторож ведь не умер. Я не хотел его убивать. Вот он сидит, живой и здоровый.

— Я ведь только переводчик.

— А моя семья, что она будет есть эти восемь лет? Что станется с моими детьми? Я ответил:

— Ничего, вырастут.

Охранники уводят его. Жена падает в обморок.

После суда я провожаю своих земляков до бистро, которое они посещают с самого их приезда сюда. Это многолюдное, шумное кафе в центре города, недалеко от моего дома. Мы пьем пиво и беседуем об Иштване.

— Ну и дурак же он, что вздумал дать тягу!

— Не будь этого, отделался бы несколькими месяцами.

— Может, его выслали бы из страны.

— Да все лучше, чем тюрьма. Кто-то говорит:

— Я живу как раз над Иштвановой квартирой. С тех пор как они там поселились, я каждый вечер слышу плач его жены. Как придет с работы, так в слезы и рыдает целыми часами. Там-то, в деревне, у нее были и родственники, и соседи, и друзья. Я так думаю, она теперь вернется на родину. Не будет же она ждать его здесь целых восемь лет с тремя детишками на руках.

Позднее я узнал, что жена Иштвана действительно вернулась с детьми на родину. Иногда я думаю, что нужно бы сходить проведать Иштвана в тюрьме, но не делаю этого.

Я все чаще заглядываю в бистро. Хожу туда почти каждый вечер. Знакомлюсь со своими земляками. Мы усаживаемся за длинный стол. Девушка, тоже из наших, приносит выпивку. Ее зовут Вера, она работает с двух часов дня до полуночи. Ее сестра Кати и муж сестры Пауль — завсегдатаи этого кафе. Кати работает в городской больнице. Там есть ясли, где она оставляет свою маленькую дочку, которой всего несколько месяцев. Пауль работает в гараже, он с ума сходит по мотоциклам.

Я знакомлюсь также с Яном, у него нет никакой специальности, на родине он был простым батраком; этот повсюду ходит за мной как тень. Он еще не нашел работы и, я уверен, никогда не найдет. Он грязен, скверно одет, живет пока в общежитии для беженцев.

Мы с Паулем подружились. Я частенько провожу вечер у него дома. Когда его жена приходит с работы, ей нужно еще приготовить еду, постирать белье, заняться малышкой.

Пауль говорит:

— Умираю хочу спать, но нужно дождаться полуночи и сходить за Верой. Жена отвечает:

— Ничего страшного, дойдет и одна. У нас городок маленький, никто ее не обидит. Тогда я говорю:

— Знаете что, ложитесь-ка вы спать. Я сам зайду за Верой.

И я возвращаюсь в кафе. Вера и хозяин проверяют счета. Вера видит меня в дверях и улыбается. Я говорю:

— Пауль очень устал. Сегодня вечером я провожу вас до дома. Она отвечает:

— Очень мило с вашей стороны. Конечно, я могла бы дойти и одна. Пауль думает, что отвечает за меня.

— А сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— Да, верно, вы еще ребенок.

— Ну, вы преувеличиваете.

Мы выходим из кафе уже за полночь. Улицы опустели, городок мирно спит. Вера берет меня под руку, прижимается ко мне. Возле дома она говорит: