Мария Арбатова - Меня зовут Женщина

Лина бросилась туда и обнаружила Краснова лежащим в полуспущенных брюках, держащимся за сердце и хватающим воздух потемневшими губами. Она чуть с ума не сощла от страха и, представив, во что может вылиться любое неграмотное телодвижение в ситуации с известным артистом в кустах при по неизвестным причинам спущенных брюках, побежала в гостиницу к администраторше.

— «Скорую»! — заорала она на все фойе. — Вызовите «Скорую»! Там Василий Краснов в кустах! Ему плохо! У него было два инфаркта!

Господи боже мой! — запричитала пожилая администраторша, недальновидно назначенная Красновым в качестве объекта сексуального потребления. — Бежите скорей к нему, а я жену позову из пятидесятого номера! Может, какую таблетку даст! У нас «Скорая» ездит редко и медленно! Толку от нее — кот наплакал!

— Лучше я к жене в пятидесятый, а вы к нему! — крикнула Лина и, не дожидаясь лифта, понеслась вверх через две ступеньки.

«Редко битая», по уверениям Краснова, жена оказалась милой дамой в пеньюаре.

— Упал? — спросила она, зевая. — Спасибо. Сейчас я спущусь. Только кофту надену. Да вы не волнуйтесь так. Столько водки жрать, здоровое сердце не выдержит...

Лина побежала вниз. Краснов сидел на газоне, штаны были в общих чертах натянуты, дышал он еще плохо, но глаза уже блестели. Администраторша летала вокруг него, как бабочка вокруг свечи, протирая носовым платком, намоченным в водке, веер царапин на знаменитом лице:

— Голубчик ты мой! А я подую, чтоб не щипало... Розы-то они, сволочи, с шипами. Что ж тебе в тех розах-то понадобилось? А на них еще пыль всякая, можно сказать, инфекция...

— Видишь, девочка, какие из-за тебя издержки... — агрессивно начал было Краснов, морщась от боли и массируя сердце, но вдруг лицо его вспыхнуло глубоко жалобной гаммой.

За Лининой спиной нарисовалась «мало битая жена».

— Масик, — сказала она голосом оперуполномоченного, — что ж ты, свинья, с рожей сделал? У тебя ж с утра съемки.

— Зашпаклюют, не развалятся. Лучше посмотри, как я ушибся, идти не могу, — заканючил артист.

— Как ты ушибся, меня не волнует, если помнишь, завтра ты снимаешься на лошади. И никакого дублера не заказано. Так что, масик, будешь скакать по системе Станиславского.

— Может, я не пойду завтра, — проныл он. — Пусть больничный выпишут, у меня пульс сто.

— Пойдешь, масик. Я обещала Кошкину доставить тебя на съемки хоть в свинцовом гробу. Натура уходит, — резюмировала «мало битая жена» и закурила.

— Думаю, что я больше не нужна, — мягко сказала ей Лина.

— Да, спасибо большое. Извините, ради бога. Вы ж понимаете, великий артист, ни дня без строчки, — улыбнулась жена Краснова.

«Бедная баба, — подумала Лина. — Вот вляпалась». В отличие от большинства женщин, она хорошо понимала, о чем идет речь, потому что лет десять тому назад честно оттрубила роман с известным артистом Дудкиным. Девчонки завидовали, когда она появлялась с ним на тусовках, не подозревая, как устроена реальная архитектура отношений. В постели Дудкин непременно вспоминал, как его обидели на очередных репетициях или съемках. Видимо, это был необходимый зачин, настраивающий его гормональные процессы. Жалобы прекращались только на короткий период коитуса, затем возобновлялись с новой силой.

Лина принимала это как печальную данность, так же, как то, что его совершенно не интересует ее жизнь; как то, что он привык назначать встречи в дорогом общепите и никогда не платить за это; как то, что, кочуя из постели в постель, ни секунды не задумывался о венерологической безопасности партнерш; как то, что обожал похвастать десятком незаконнорожденных финансово не обременяющих детишек.

Лине просто надо было переболеть этим, как детям приходится один раз обжечься, чтоб уточнить отношения с конфоркой. Однажды он прервал поток постельных жалоб на судьбу-обидчицу, и породистое лицо затуманилось мыслью.

— О чем ты думаешь? — с придыханием спросила Лина, ей всегда страшно хотелось, чтоб внешность мужчины дотягивала до его мозгов.

— Всю неделю думаю, рыбка, в чем ходить зимой. Дубленка — как-то фальшиво. Шуба — слишком оперно. Увы, придется шить зимнее пальто.

Он был патологически скуп, и Лина про себя хихикала его рассказам о том, что артистка Н. после разрыва выбросила в унитаз подаренное им кольцо с бриллиантом. Но однажды, после полугодового перерыва, когда Лина о Дудкине и думать забыла, он сразил кредитоспособностью. Приглашение в кабак не выглядело вызывающе, неожиданностью было, когда артист заплатил сам. Потом купил шикарный букет роз, ночью реализовался на двести процентов не только в нытье. А утром, приняв эпическую позу, произнес, модулируя голосом: