Это я могла услышать в минуты первой встречи, но выдерживать вино столько лет, чтобы открыть пробку и обнаружить испорченную воду... На несколько дней я потеряла вкус к жизни и ходила как после тяжелой болезни, когда уже ничего не болит, но интоксикация гнет плечи к земле. Через неделю навестила Л. Оделась попроще, французские духи иссякли, можно было капнуть во флакон водички, поболтать ею и вылить на голову, но не было стимула. Я знала, что Л. оставлен очередной женой, знала, что у меня нет призвания быть писательской нянькой, и инстинкт самосохранения включил внутри светофоры на красный свет. Л. относился к изысканным паразитам, идеология которых гласила: «Несите меня по жизни, ведь я такой тонкий, ранимый и незащищенный, ведь мне все можно». Эти обоих полов слетались на меня всю жизнь как пчелы на мед.
Он встретил меня в белой рубашке, галстуке и с шампанским. Мы выпили, он сообщил, что очень одинок, что на свете так мало женщин, способных забыть о своих проблемах и решать проблемы любимого, что он не богач, не сексуальный гигант, но трагический благородный герой нашего времени, готовый наполнить жизнь близких смыслом причастности...
— Я уезжаю за границу. Видимо, навсегда, — притормозила я его монолог.
Он надулся, потому что уже все решил за меня, потом подошел сзади и внюхался в мои волосы, отчего у, меня закружилась голова.
— Я приеду к тебе, — сказал Л. трагическим голосом и начал стаскивать с меня свитер.
Я понимала, что эта постель означает «тронул девушку — женись!» с моей стороны и, расслабившись на секунду, я бросаю все отвоеванное у человечества пространство коту под хвост. Л. показался мне сизифовым камнем, с большим трудом дотянутым до вершины горы и готовым свалиться вниз, придавив меня по дороге. Быть женой Л.? То есть никем? Завидная работа быть чьей-то тенью и чьей-то свитой... Способен ли мужчина дать женщине количество любви, компенсирующее отнятую внутреннюю состоятельность? Даже если да, даже если несколько мужчин сложатся в эту кассу и наполнят ее золотом обожания... Все равно — я у себя одна.
— Я забыла сигареты. Мне нужна сигарета, — картонным голосом попросила я.
— Я бросил курить, но в кабинете есть какие-то сигареты, — раздосадованно сказал он и пошел в кабинет. — Почему ты надела свитер, у нас так мало времени, — удивился он, вернувшись.
— Холодно, — прошептала я и закурила, глядя в пол. Я курила предельно включенно, как будто сигарета могла меня спасти. И она спасла. У меня закружилась голова, поехали стены, и меня затошнило.
— Что там в сигарете? — застонала я, почти теряя сознание.
— Какая-то легкая травка. Друзья привезли, — пожал он плечами.
На каменных ногах я добежала до туалета и закрыла задвижку. Меня выворачивало полчаса. Л. стоял под дверью и лепетал:
— Деточка, бедная деточка! Ах, я дурак, старый дурак, надо было сначала самому попробовать!
Я выползла бледнее снега, он отвез меня в гробовой тишине. Сказать нам уже было нечего. Не так сильна была сигарета, как потребность в накладке, а может быть, бунтовал мой организм, проведший десять часов под общим медицинским наркозом и столько же под экспериментально-половым с В.
Последний раз мы виделись с Л. на похоронах Арсения Тарковского, мы жарко обнялись и разошлись заплаканные. Впрочем, я не поручусь, что он узнал меня, как это уже случалось с ним.
Многому научили меня западные феминистки.
— Всякий раз, когда я собираюсь замуж, я просчитываю, какой частью моего внутреннего мира заставит меня пожертвовать этот человек, — говорила мне одна американка.
— Общение с мужчиной имеет смысл только в том случае, если вы созидаете, а не разрушаете друг друга, — говорила мне одна француженка.
— Я не буду считать себя полноценным человеком, если пространство быта, в том числе и связанного с детьми, не будет поделено с мужчиной пополам, — говорила мне одна немка.
Обучение феминизму состояло в том, что, пожив с мужчиной, делящим домашние обязанности пополам, воспринимаешь всякого другого как врага и обидчика. Мой второй муж научил меня осознавать себя большим подарком человечеству. Он научил меня решать проблемы, разделяя их на части, а не нагромождая до полного обвала. А еще тому, что счастливый брак — это не когда на седьмом году семейной жизни к тебе в окно влезают с букетом в зубах, а когда тебя ежесекундно уважают и не ходят ногами по твоей душевной территории.
Но нельзя же быть ученицей собственного мужа. Как говорил классик: «Прикасаться к кумирам опасно и вредно, их позолота остается на ваших пальцах».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу