Ирвин Ялом - Мама и смысл жизни

Роза продолжала сравнение. У Мартина и Дороти проблемы были куда серьезней, чем у нее:

— Иногда, — сказала она, — мне хочется, чтобы и у меня была какая-нибудь явная болезнь: например, паралич. Тогда я чувствовала бы, что у меня больше прав на существование.

Это замечание так потрясло Дороти, что она подняла голову и произнесла свою первую (и, кстати сказать, единственную) реплику:

— Хочешь парализованные ноги? — хрипло прошептала она. — Возьми мои.

К моему глубочайшему изумлению, на помощь Розе ринулся Мартин.

— Нет-нет, Дороти, — я правильно запомнил? Дороти, верно? Роза ничего такого не хотела сказать. Я знаю, она не имела в виду, что хочет ноги вроде твоих или моих. Посмотри на мои ноги. Посмотри-посмотри. Разве нормальный человек захочет такие?

Здоровой рукой Мартин сорвал простыню и указал на свои ноги. Отвратительно деформированные, они заканчивались двумя или тремя искривленными шишками. Остальные пальцы полностью отгнили. Ни Дороти, ни остальные члены группы не стали заглядываться на ноги Мартина. Меня тоже охватило отвращение, несмотря на весь мой врачебный опыт.

— Роза сказала в переносном смысле, — продолжал Мартин. — Она имела в виду, что ей было бы легче, имей она какую-то явную болезнь, что-то такое, что можно увидеть. Верно, Роза? Ты ведь Роза, правильно?

Мартин меня удивил. За его увечьем я умудрился не заметить острого ума. Но он еще не закончил.

— Роза, можно, я тебя кое о чем спрошу? Я не хочу лезть не в свое дело, так что можешь не отвечать, если не хочешь.

— Валяй! — ответила Роза. — Но не обещаю ответить.

— В чем твоя болезнь? То есть, я хочу спросить, что с тобой не так? Ты очень худая, но вид у тебя не больной. Зачем у тебя капельница? — спросил он, показав на капельницу рукой.

— Я не ем. Меня кормят через эту штуку.

— Не ешь? Тебе не дают есть?

— Нет, они хотят, чтобы я ела. А я не хочу.

Роза провела пальцами сквозь волосы, словно бы прихорашиваясь.

— А ты не голодная? — продолжал допрос Мартин.

— Нет.

Меня заворожил этот обмен репликами. Обычно вокруг больных с расстройствами пищевого поведения все ходят на цыпочках. (Они так ранимы, так легко уходят в глухую защиту, так упорно отрицают свою болезнь.) Я никогда не видел, чтобы анорексику задавали такие прямые вопросы.

— Я всегда голодный, — сказал Мартин. — Ты бы видела, сколько я всего съел сегодня на завтрак: двенадцать блинчиков, яйца, два стакана апельсинового сока.

Он замолчал, колеблясь.

— Ты не ешь? Неужели у тебя никогда не бывает аппетита?

— Нет. Я не помню, чтоб когда был. Я не люблю есть.

— Не любишь есть?!

Я видел, как Мартин напрягается, пытаясь осмыслить эти слова. Он действительно растерялся — как будто встретил человека, который не любит дышать.

— Я всегда много ел. Всегда любил есть. Когда родители брали меня с собой покататься на машине, они всегда прихватывали арахис и картофельные чипсы. Они даже прозвали меня так.

— Как? — спросила Роза, которая к этому времени слегка развернула свой стул в сторону Мартина.

— Мистер Хрустящий картофель. Мои мама и папа были родом из Англии и называли чипсы «хрустящим картофелем». Так они и меня звали, «мистер Хрустящий Картофель». Они любили подъехать к порту и смотреть, как туда заходят большие корабли. Мама с папой говорили: «Ну, мистер Хрустящий Картофель, поехали кататься». И я выбегал к машине — у нас была единственная машина во всем квартале. Конечно, ноги у меня тогда были здоровые. Как у тебя, Роза. — Мартин подался вперед из кресла и посмотрел вниз. — У тебя, кажется, здоровые ноги — правда, чуть худоваты, совсем без мяса. Я раньше любил бегать…

Мартин умолк. Он снова закутал ноги простыней. На лбу у него собрались удивленные морщины.

— Не любит есть, — повторил он, словно про себя. — А я всегда любил поесть. Думаю, ты многое упускаешь.

Тут заговорила Магнолия, которая в соответствии со своей программой внимательно слушала Мартина:

— Роза, детка, я тока што вспомнила, как мой Дарнелл был малой. Иногда он тоже не кушал. И ты знаешь, чего я делала? Меняла ему обстановку! Мы садились в машину и ехали в Джорджию — мы жили прямо возле границы. В Джорджии-то он кушал. Госпидя, как он кушал в Джорджии! Мы часто шутили про его тамошний аппетит.

Магнолия нагнулась ближе к Розе и понизила голос до громкого шепота:

— Детка, может, тебе, чтобы кушать, надо уехать из Калифорнии?

Пытаясь извлечь что-нибудь полезное из этой беседы, я остановил ее (на жаргоне терапевтов это называется «остановкой процесса») и попросил участников группы осмыслить свое взаимодействие.