Ирвин Ялом - Мама и смысл жизни

Эрнест не позволил себе поморщиться. Он отдохнул несколько секунд, перевел дух и начал снова — с другого угла.

— Ты говоришь, тебя устраивает такая жизнь. Может быть, ты мне расскажешь, как ты живешь? Как обычно проходит твой день?

Спокойствие Эрнеста, кажется, передалось и Мергешу. Он перестал скалиться, сел на задние лапы и спокойно ответил:

— Мой день? Без особых происшествий. Я не запоминаю свою жизнь.

— Что же ты делаешь весь день?

— Жду. Жду, пока меня не позовет сон.

— А в промежутке между снами?

— Я же говорю. Я жду.

— И всё?

— Я жду.

— Это и есть твоя жизнь? И она тебя устраивает?

Мергеш кивнул.

— Особенно по сравнению с альтернативой, — сказал он, грациозно перевернулся на спину и принялся вылизывать брюхо.

— Альтернативой? Ты имеешь в виду — по сравнению со смертью?

— Девятая жизнь — последняя.

— И ты хочешь, чтобы эта жизнь длилась вечно.

— А ты разве не хочешь? Разве найдется такой, кто не захочет?

— Мергеш, меня поражает непоследовательность твоих слов.

— Коты — чрезвычайно логичные существа. Иногда люди этого не понимают из-за того, что мы способны молниеносно принимать решения.

— Вот в чем твоя непоследовательность. Ты говоришь, что хочешь, чтобы твоя девятая жизнь продолжалась вечно. Но, по сути, ты не живешь эту девятую жизнь. Ты просто существуешь в каком-то подвешенном состоянии.

— Не живу девятую жизнь?

— Ты же сам сказал: ты ждешь. Я тебе скажу, что пришло мне в голову. Один знаменитый психолог однажды сказал: некоторые люди так боятся оказаться в долгу у смерти, что отвергают заем жизни.

— О чем ты? Говори попроще, — сказал Мергеш, который к этому времени перестал вылизывать брюхо и сел на задние лапы.

— Это значит, что ты так боишься смерти, что не позволяешь себе войти в жизнь. Как будто боишься ее израсходовать. Помнишь, чему ты меня научил несколько минут назад — про сущность кошачьей природы? Скажи мне, Мергеш, какую территорию ты сейчас защищаешь? Где коты, которых ты победил в битве? Где похотливые, воющие самки, которых ты покорил? И почему, — Эрнест выделил голосом каждое слово, — ты позволяешь драгоценному семени Мергеша пропадать втуне?

Пока Эрнест говорил, Мергеш все ниже склонял голову. Потом с некоторой мрачностью спросил:

— А у тебя только одна жизнь? Сколько ты уже прожил?

— Примерно половину.

— Как ты это выносишь?

У Эрнеста внезапно сжало сердце печалью. Он достал салфетку, оставшуюся от китайского обеда, и вытер глаза.

— Извини, — неожиданно мягко сказал Мергеш. — Я сделал тебе больно.

— Вовсе нет. Я был готов к этому. Мы неизбежно должны были свернуть на эту тему, — сказал Эрнест. — Ты спрашиваешь, как я это выношу? Во-первых, стараюсь об этом не думать. И действительно, порой получается даже забывать. В моем возрасте это не очень трудно.

— В твоем возрасте? Что это значит?

— Наша жизнь проходит в несколько стадий. В раннем детстве мы много думаем о смерти; у некоторых она даже становится навязчивой идеей. Открыть существование смерти нетрудно. Достаточно оглядеться вокруг, и мы видим мертвое: сухие листья, увядшие лилии, дохлых мух и жуков. Домашние животные умирают. Мы едим мертвых животных. Иногда умирает близкий человек. И вскоре мы понимаем, что смерть настигнет всех — бабушку, маму, папу, даже нас. Мы в одиночку размышляем над этим. Родители и учителя, думая, что детям вредно думать о смерти, молчат о ней или рассказывают нам сказочки про рай и ангелов, про то, что там люди будут вместе уже навсегда, бессмертные души.

Эрнест остановился, надеясь, что Мергеш его хорошо понимает.

— А потом? — да, Мергеш все понимал.

— Мы смиряемся. Мы выталкиваем смерть из сознания или открыто бросаем ей вызов, идя на дурацкий риск. А потом, перед тем, как стать взрослыми, опять начинаем много думать о смерти. Некоторые не могут вынести этой мысли и отказываются жить дальше. Но большинство заглушает сознание смерти погружением во взрослые дела. Мы строим карьеру, семью, занимаемся личностным ростом, приобретаем имущество, плетем интриги, толкаемся локтями. Я сейчас как раз в этой точке. Потом мы входим в более позднюю стадию, где нас опять настигает мысль о смерти, но теперь угроза уже отчетлива — по сути, неизбежна. В этот момент у нас есть выбор — много думать о смерти и попытаться получить максимум от жизни, которая нам еще осталась, или различными способами притворяться, что смерти не существует.