Настя, задыхаясь, наконец, оторвала свои губы от моих и, тяжело дыша, долго смотрела мне в глаза. Сразу стало понятно, что Мопассана она не читала, и видимо, её муж тоже. Я на такое впечатление и не рассчитывал. Глаза Насти в тот момент я и сейчас вижу перед собой - это были счастливые глаза человека, сделавшего открытие. 'Давай ещё, я не успела распробовать!' - потребовала Настя, и я под внимательные взгляды Зины и Толи медленно повторил Мопассановский поцелуй.
Как вежливый кавалер, я предложил научить этому способу и Зину, но когда она согласилась и уже подошла ко мне, в Толе вдруг взыграла ревность. Он резко оттянул Зину назад, сказав, что эти варварские способы не для них, и Зина выпьет, как положено, из 'горла'.
- Нечего тут свои бактерии людям передавать! - по-учёному подытожил Толя.
Мы все трое бросились возражать, что в портвейне, дескать, бактерии дохнут, и опять продемонстрировали с Настей этот кошмарный для бактерий опыт. Наконец, разомлевший от выпитого, Сурков решился повторить пикантный опыт. Но по неопытности, залил платье Зины красным портвейном. Оба закашлялись, и мы били их по спинам кулаками.
Возвращались мы домой уже весёлые. Новый способ питья, как оказалось, пьянил вдвойне (советую попробовать, только не водкой!). Пока Толя и Зина, чертыхаясь, пролезали в лаз, Настя посмотрела мне в глаза каким-то смущённым взглядом и спросила:
- А у тебя хватит сил на последующие поцелуи, или ты их уже все растратил?
Я не совсем понял намёк Насти, а может, тут и никакого намёка не было, и жарко целуя её, говорил:
- Хватит, на всю жизнь хватит, на тебя и сил и поцелуев навсегда хватит!
Придя в общежитие, мы согнали заспавшегося 'Крота' с постели.
- Погуляй, Крот, тут много коек свободных рядом! - по старой дружбе прошептал Толя своему другу, и 'Крот', вздохнув, взял простыню с подушкой и вышел из комнаты.
Мы буквально ворвались в освободившуюся 'обитель', и одежды полетели во все стороны. Вот вам - 'честные' студентки и 'нечестные' динамистки с 'Горький-стрит'! Дома, дома у себя надо искать настоящую любовь, а не на Бродвее! Про жену свою, надо сказать, я забыл тогда начисто. Видимо, как и Настя про своего Сашу, который исполнял воинский долг перед Родиной в армии где-то на Урале.
- Не спеши, я хочу, чтобы тебя хватило надолго! - вот последние слова Насти, которые, я ещё смог осмыслить. Слова, а главным образом, междометия были и позже, но критического осмысления их уже не было. Да и надо ли было их осмысливать?
Утром девочки, как сговорившись, проснулись ровно в шесть, быстро оделись и ушли. На прощание Настя поцеловала меня и сказала:
- Твой друг знает, как меня найти. Если, конечно, ты захочешь этого!
Я как был лёжа, схватил Настю и прижал к себе. Я готов был не отпускать её никогда, держать и держать вот так на себе до самой смерти, своей, по крайней мере. Столько нового, неиспытанного счастья и за такой краткий промежуток времени!
Когда Настя ушла, а я, потянувшись, решил поспать ещё, мне в голову пришла мысль, что это - моя первая измена жене, причём далеко не только физическая. Я уже любил Настю, любил так, как может не очень-то поднаторевший в любовных перипетиях 'горец' полюбить настоящую русскую девушку или молодую женщину. Может я в свои теперешние годы ещё и не очень опытный мужчина, может опыт ещё прибавится (этак, годам к ста!). Но мне кажется, что именно в русских женщинах есть загадочная смесь решительности, безрассудства, прямота чувств, может даже и не очень серьёзных, полной самоотдачи в любви, без каких-либо гарантий на её продолжение, не говоря уже о сохранении пресловутой 'верности'. Вот в эту сладкую русскую западню любви я попал тогда в первый раз!
- Дай Бог не последний! - чуть было не вырвалось у меня грешное пожелание; я совсем выпустил из головы, что уже венчан, и что мысли такие надо гнать из головы: Чур меня, чур!
Изнасилование в прачечной
Наступило время спортивных сборов в Москве. Наша команда приехала, но её разместили в другом месте. А я, разумеется, никуда уходить и не собирался. Мы хорошо устроились - выпроводили 'Крота' в соседнюю комнату, а Настя поменялась комнатой с соседкой Зины. Теперь на ночь Толя уходил к Зине, а Настя приходила ко мне. Шёл мой счастливейший медовый месяц.
К нам в общежитие поселили спортсменов, приехавших на Спартакиаду профсоюзов. Пустующие комнаты заполнились, в общежитии стало людно, звучала речь на языках народов СССР. В соседнюю комнату поселили трёх спортсменок из Армении - то ли толкательниц ядра, то ли метательниц диска. Огромные такие тётки, килограммов по сто двадцать, несмотря на молодость. Глаза огромные, чёрные, волосы курчавые, кожа смуглая.
Читать дальше