Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Кстати, тот дядя, у Дома Правительства, сдержал своё слово - тбилисские газеты вышли с громадными портретами Сталина и хвалебными статьями о нём. Казалось, ничего не предвещало трагедии. Но наступило 9 марта 1956 года :

Не знаю почему, но представлением и газетами, властям успокоить народ не удалось. И на следующий после торжественных мероприятий день, демонстранты, в числе которых был, разумеется, и я, подошли к Дому Связи, располагавшемуся поблизости от Дома Правительства, и многотысячной толпой стали напротив него. У входа в Дом связи находилась вооружённая охрана.

Не помню уже, по какой причине у 'инициативной группы' в толпе возникло желание дать телеграмму Молотову. Кажется, хотели поздравить его с днём рождения, который был 9 марта. От толпы отделились четыре человека - двое юношей и две девушки, подошли к охране. И их тут же схватили, выкрутили руки и завели в дом. Толпа бросилась через улицу на выручку: А из окон Дома Связи вдруг заработали пулемёты.

Дальнейшая картина преследует меня всю жизнь. Вокруг начали падать люди. Первые мгновения они почему-то падали молча, я не слышал никаких криков, только треск пулемётов. Потом вдруг один из пулемётов перенёс огонь на огромный платан, росший напротив Дома Связи, по-моему, он и сейчас там стоит. На дереве, естественно, сидели мальчишки. Мёртвые дети посыпались с дерева, как спелые яблоки с яблони. С тяжёлым стуком :

И тут молчание прервалось, и раздался многотысячный вопль толпы. Все кинулись кто куда - в переулки, укрытия, но пулемёты продолжали косить убегающих людей. Рядом со мной замертво упал сын бывшего директора нашей школы - мой ровесник. Я заметался и вдруг увидел перед собой небольшой памятник писателю Эгнате Ниношвили. Я бросился туда и спрятался за спиной писателя, лицо и грудь которого тут же покрылись оспинами от пуль. Затем, когда пулемётчик перенёс огонь куда-то вправо, я бросился бежать по скверу.

По дороге домой я увидел, как танки давят толпу на мосте через Куру. В середине моста была воющая толпа, а с двух сторон её теснили танки. Обезумевшие люди кидались с огромной высоты в ночную реку. В эту ночь погибло около восьмисот демонстрантов. Трупы погибших, в основном, юношей и девушек, ещё три дня потом вылавливали ниже по течению Куры. Некоторых вылавливали аж в Азербайджане. На многих телах, кроме пулевых, были и колотые - штыковые ранения.

Дворами я добрался до дому и, не раздеваясь, лёг спать. И только тут я обнаружил, что ранен: в ботинке хлюпала кровь, и я вылил её как воду. Штанина была вся в крови и прострелена насквозь. Я даже маме не сказал, что ранен. Осмотрел рану - кость не задета. Перемотал ногу, чем попало, спрятал штаны, и как ни в чём не бывало, утром пошёл в школу. Кстати, рана эта потом долго гноилась.

Но только я высунул нос из ворот, как тут же наткнулся на танк, стоящий прямо перед нашим домом на улице. Страшно перепугавшись (арестовывать приехали!!!), я взлетел на свой третий этаж и забился в чулан. Переждав некоторое время, я понял, что танк, видимо, приехал не за мной, а за кем-то другим, и вышел из дома.

Проходя мимо больницы на улице Плеханова, я увидел странную картину: деревья перед окнами больницы были сплошь увешаны окровавленными бинтами, А пожарные, приставив лестницы, снимали их, матерясь. Оказалось, раненые сорвали свои окровавленные бинты, выбросили их из окон больницы и разбежались, боясь, что всех раненых арестуют как участников беспорядков.

Однако арестов, судов и расстрелов, как потом в Новочеркасске, в Тбилиси не последовало. По крайней мере, никого из моих знакомых не взяли. Видимо, власти посчитали, что 'и так хорошо'.

В 1989 году я с моей будущей женой Тамарой, побывал в Тбилиси и пошёл на место расстрела - поклониться писателю, защитившему меня своей каменной грудью. На памятнике были отчетливо видны оспинки от пуль. Прохожие улыбались, наверное, принимая меня за почитателя таланта Эгнате Ниношвили, произведения которого я, к своему стыду, так и не удосужился прочитать :

Суицид

Но кланялся я памятнику после, а сейчас у меня голова шла кругом - рушились все устои. Нас расстреливали правительственные войска только за то, что мы выступали за советскую власть. Мы же выступили 'за', а не 'против'?

Беспокоила меня и рана, которая стала нагнаиваться. Кость не была задета, но рана всё расползалась и кожа вокруг неё краснела. К врачам я обратиться боялся - ещё арестуют. Я даже перестал тренироваться - болела нога. С Фаиной нет никаких контактов - она меня явно избегала. Один Владик был со мной рядом, он постоянно приходил ко мне и проводил со мной всё свободное время. Я и в школу перестал ходить: узнают о моём ранении - донесут куда надо.