Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Надо сказать, что тематика эта - очень сложная, я бы сказал, головоломная, мало кому понятная. Эксперименты с фотографированием при стробоскопическом освещении (попросту, как-бы при 'остановленном' вспышкой молнии процессе перемотки гибкой ленты) в таком супермаховике, показали ряд совершенно необъяснимых явлений. Лента то начинала загибаться в петлю, то вообще складывалась и начинала наматываться в другом направлении. Эти эксперименты я провёл в Тбилиси ещё в 1966 году, но не смог дать им научного объяснения и отложил фотографии в 'долгий ящик'.

И Бессонов предложил своему аспиранту разобраться в этом явлении, теоретически исследовать его. Естественно, в один из ближайших приездов в Москву, я встретился с этим аспирантом. Но при первой встрече я не поверил в то, что аспирант так уж талантлив, как об этом говорил Бессонов.

Фамилия аспиранта была странная - Балжи, звали Моисей Юрьевич. Однако все товарищи называли его Моней, и я стал звать его так же. По национальности Моня был карайлар, это маленькая народность, всего около трёх тысяч человек, проживающая в Крыму, Литве и Польше. Их иногда считают евреями, но сами они отрицают это, но при этом приводят доводы малопонятные для большинства неевреев. Моня был хорошего роста, достаточно интересен, волосы имел густые и рыжие, ну и кожа на лице была соответствующая ярко-рыжим людям. Голубые глаза были всегда широко раскрыты, они обычно бегали туда-сюда, но иногда взгляд его надолго останавливался непонятно на чём, и все присутствующие начинали смотреть в ту же сторону. А там была стена или вообще неизвестно что. Одевался он всегда очень просто и как-то неряшливо, не придавая одежде никакого значения.

Вот этому аспиранту Моне я и рассказывал о таинственной задаче перемотки ленты в супермаховике, в то время, как он смотрел то в окно, то на потолок. Но часто переспрашивал, казалось бы, о совершенно ненужных вещах. Я уехал, будучи уверенным, что потерял время зря. Но в следующий же приезд в Москву, позвонив Бессонову, узнал, что Моня задачу мою решил, и что мне надо встретиться с ним. При этом Аркадий Петрович подчеркнул, что эта интереснейшая задача динамики роторов вполне может составить кандидатскую диссертацию Мони.

Помещалась лаборатория Бессонова в старинном готическом здании на бывшей улице Грибоедова, в центре Москвы. Здание странное, полное таинственных загадок. Чего стоит хотя бы то, что среди научных лабораторий на двери одной из комнат была надпись: 'Квартира. Частная собственность. Просьба предварять ваш визит звонком'. Оказывается, ещё Ленин в своей записке Совнаркому 'подарил' эту комнату некоей знакомой молодой художнице, а потом она с мужем и семьёй жила там аж до построения коммунизма в нашей стране.

Лаборатория Бессонова входила в отдел академика Ивана Ивановича Артоболевского, и всё это размещалось на самом верхнем пятом этаже готического здания, причём высота пятого этажа был равна современному девятому, не меньше. Моня принял меня, загадочно улыбаясь; он нарисовал на листе бумаги странные завитушки и спросил:

- У вас в эксперименте такого не получалось?

Я достал мои фотографии и поразился почти полному сходству завитушек, нарисованных Моней и линий, изображавших ленту на фотографиях. Труднейшая задача динамики была Моней разрешена. Наступил период нашего с Моней теснейшего сотрудничества и дружбы на четверть века, после чего он исчез неизвестно куда.

В середине девяностых он, уже известный учёный, доктор наук, профессор, заведующий кафедрой, вдруг одномоментно бросил науку, кафедру, занялся бизнесом и : пропал. То мы виделись с ним каждый день, жили - то я у него, то он у меня, делили и хлеб, и водку, и многое другое, и вдруг - Моня исчез. Пришёл как-то ко мне, сказал, что бросил науку, что я буду ругать его за это, и поэтому он : исчезает с моего поля зрения. Я счёл это за очередной бред гения, но он перестал звонить сам, а на мои звонки в его квартиру, молодой мужской голос сперва просил представиться, а затем отвечал, что господина Балжи нет, и по этому телефону его не бывает.

- Послушай ты, пидор! - как-то спьяну заметил я наглому молодому человеку, - передай Моне, что звонил такой-то, и чтобы он немедленно дал о себе знать, иначе подключу органы! Усёк, салага! - серьёзно добавил я, забыв расшифровать какие именно органы я собираюсь подключить.

Но это всё будет через четверть века, а пока я поехал в Москву консультировать Моню по его кандидатской диссертации и консультироваться с ним же по моей докторской. Лиля хорошо знала Моню, он и в Тбилиси к нам приезжал, и в Москве мы часто виделись вместе. Поэтому она хоть и знала, что я жить буду у Тани, но также знала, что и наука тоже будет продвигаться.